Валерий Юабов - Долгая дорога

– Ты их всё время перебирай… Что подгнило, повяло, выглядит плохо, откладывай. Это уценивается. И учись раскладывать красиво, понимаешь? Строй, изображай…

Мы перекладываем яблоки. Сняли их с полки, положили в специальный ящик на тележке, протерли тряпочкой фольгу на полке. Теперь снова укладываем на место. Всё это проще простого, казалось мне. Через пять минут я уже так не думал.

– Гляди на меня, вот основание…

Основание – это ряд яблок у бордюра полки. Каждое яблоко Майкл успевает повертеть в руке – так ювелир осматривает драгоценный камень. Р-раз!.. Лучше не положишь, видна самая яркая щёчка. Сделав основание, он начинает сооружать горку. Аккуратно выкладывает следующий ряд. «В промежутки кладем, в промежутки, – бормочет он. – Чтобы не заслонять…» Положит рядок, откинется назад – действительно, каждое яблоко сверкает, как самоцвет. А горка так хороша, что я с огорчением говорю:

– Ведь подойдут сейчас, похватают, развалят всю красоту!

– А мы с тобой на что? Подправим, починим! – смеется Майкл.

Таких горок десятки. У нас пять сортов яблок, различных по цвету, размеру и, разумеется, по качеству, по цене. Надо расположить их так, чтобы цвета «играли», контрастировали, использовать с толком размеры. Есть и коммерческие соображения: новый товар (и это относится не только к яблокам) мы выкладываем позади, подальше от покупателей. Пусть сначала разбирают то, что хранилось дольше.

Справившись с апельсинами, грушами, грейпфрутами. Наступает черед овощей. Майкл – архитектор, строитель, он и из овощей умеет создавать композиции. Это не натюрморты, Майкл не может комбинировать разные овощи и добавлять к ним, скажем, бутылки с яркими соками или жареных кур из отдела деликатесов, но все равно у него глаз художника. Будь у Майкла побольше времени, думаю я, он, наверно, постарался бы так же нарядно разложить на самых нижних полках картофель, лук, всякую там тыкву. Но внизу почти весь товар в сетках и мешках. Да и некогда, руки не доходят.

Учит Майкл очень просто: «смотри, вот как надо». И этого совершенно достаточно, потому что, глядя на Майкла, невольно заражаешься… Чем? Уж не знаю, как сказать точнее. Его поглощенностью работой? Его артистизмом в этом деле, на первый взгляд совсем простом? Вряд ли у меня тогда были такие мысли, это теперь они пришли. Но мне было интересно, и я очень огорчился, когда через час Майкл сказал, что его смена окончилась: ведь он-то работает с восьми утра. Прощаясь, он еще раз перечислил мне главные «заповеди» («горки поправляй… Не забывай добавлять…» и т. п.), и, уже уходя, спохватился:

– Да, забыл предупредить. Есть тут у нас Большой Джон. Всегда придирается к новичкам. Не обращай внимания.

И накликал-таки Майкл. Не успел он уйти, как в конце нашего ряда появилась высоченная фигура в белом халате.

– Хай, ты кто?

Тон был такой, будто я в его магазине ворую фрукты. Но я помнил совет Майкла. Мирно назвал свое имя, сказал, что теперь здесь работаю.

– Парень, а имя, как у девчонки!

Тут я не выдержал и отбил удар:

– Обычная ошибка тех, кто не ходил в школу… – Верзила явно меня не понял и пришлось вежливо объяснить: – Моё имя пишется иначе, чем у девочек. Другое окончание.

– Повесь табличку на шею! – хохотнул Большой Джон. – Да ты откуда? Из Раши, что ли?

Я кивнул.

Русский… Да еще кусачий! Ну, ладно, будем знакомы. – Он протянул мне огромную лапу. – Я Большой Джон.

Очевидно, я выдержал испытание, придирки окончились. Прислонившись к выступу полки, Большой Джон сообщил мне, что заведует здесь всеми работниками. Это было наивное, совершенно ребяческое хвастовство – работал Большой Джон простым расфасовщиком. Но очень уж ему хотелось быть лицом уважаемым! Потому он и к новичкам придирался, хотя был человеком беззлобным. Впрочем, его и вправду уважали, но не за должность, а за трудолюбие, правдивость, силу.

Любил Джон и потрепаться. Во-первых, он сообщил мне, что после смены охотно послушает, как живется в России. Во-вторых, после нашего знакомства ко мне то и дело стали подходить ребята и девочки в белых халатах – кассиры, расфасовщики, укладчики, все, у кого выдавалась минутка-другая. Большой Джон сделал меня популярным, и это было приятно. Правда, владельцы магазина, поляки Сэм и Дэвид, кажется, заметили это паломничество и кое-кому сделали замечание…

Вершины успеха я достиг вечером. Я уже готовился уходить и завязывал большой мешок с мусором, когда подошла ко мне, кажется, уже третий раз за смену Тиша, очень хорошенькая белокурая кассирша.

– Ты не очень торопишься? Можешь проводить меня домой?

Проводить?.. Еще бы! Я был счастлив. До Тишиного дома было ходьбы около получаса, но я готов был идти на другой конец Нью-Йорка. По причине смущения и плохого английского я оказался не очень-то разговорчив, но Тиша задавала бесконечное множество вопросов и вынуждала меня отвечать. Я путал слова, начинал все заново, переспрашивал. Я то и дело извинялся: «Forgive my English… I am sorry, my English is poor…», а Тиша звонко смеялась и успокаивала меня.

На другой день весь магазин знал о том, что я удостоился чести провожать домой самую красивую девушку из Key Food. Но если бы только это!

– Меня она ни разу не просила проводить её домой! – возмущался Большой Джон. Впрочем, он тут же похлопал меня по плечу: – Молодец!

– Молодец? Болван он, вот кто! – хохотал Лео, один из расфасовщиков. – Нет, вы слышали, всю дорогу обсуждал с ней проблемы английского языка! Поверь, Валэри, такие проблемы надо обсуждать не с девушками!

– Особенно по вечерам, в темноте!

Теперь хохотали все, кто оказался в это время в служебном помещении нашего отдела.

– Эй, ребята, придется организовать для него курсы! Первый урок: что в Америке говорят хорошеньким девушкам, когда провожают их домой!

Я, смущаясь, отбрыкивался, еще не понимая, каким важным станет для меня этот разговор.

С этого дня, шутливо напоминая о важности «проблемы английского», особенно для успехов с девушками, мои новые товарищи, кто как мог и кто когда мог, стали помогать мне осваивать язык. Не будь этого случая, может, стеснялись бы поправлять, не обращали бы внимания. И правда ведь, почему этих ребят, так мало знавших меня, должно было волновать, что я коверкаю одни слова, не знаю других, не умею правильно построить фразу? Но случай помог сдружиться, и стало волновать.

Английским я занимался (не считая Италии) уже год. Что-то уже знал, конечно, запоминал, осваивал. Но только сейчас, в магазине, оказавшись среди этих славных англоговорящих ребят, я понял, насколько лучше учить язык не по учебнику, а вот так, когда ты брошен в реку живой разговорной речи, барахтаешься в ней, машешь руками и ногами… То есть ворочаешь мозгами и языком, судорожно вспоминаешь, запоминаешь, переспрашиваешь, когда над тобой подшучивают, посмеиваются, но толкают, толкают вперед!