Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Зашифрованные письма от такой чепухи избавляют. Родители поленятся спрашивать, что это все значит. Усмехнутся снисходительно: опять играете во что-то?

Вырвав из тетрадки чистый листок, я только было начал обдумывать, что ответить Юрке, как вдруг все мысли из моей головы выбил сильный щелчок по затылку. «Ой!» – вскрикнул я, вытаскивая из волос жесткий комок изжёванной, мокрой промокашки. Я так увлекся расшифровкой письма, что не заметил начала перестрелки! А она уже шла вовсю.

Перестрелка хороша уже тем, что в нее можно играть, не покидая парт. Пока нет в классе учителя, вот как сегодня. И даже при некоторых учителях, которых мы не боимся.

Треск, хруст и шелест бумаги: тетрадные листки сворачиваются трубочками. Это – оружие. Впрочем, у самых заядлых вояк всегда при себе трубочки металлические. Сочное чмоканье: каждый спешно изготовляет десяток-другой пуль, разжевывая промокашку или просто бумагу.

Ход боя давно уже отработан. Класс делится на две группы: правый ряд, что у окна, перестреливается с левым, что у стены при входе. Средний ряд перестреливается с кем захочет.

Тактика боя… Впрочем, единой тактики нет.

Стреляют в основном только те, кто сидит сзади. Затылки сидящих впереди – отличные мишени! Бедняги, они не то, что ответить на выстрел выстрелом, даже и охнуть громко не могут, вот так, как я сейчас охнул. А ведь очень больно бьет по затылку комок промокашки! Стрелки у нас умелые. Сделав сначала глубокий вдох, сжав губами трубку, они с силой выплевывают через нее пулю. «Тьфу-у!» – и воздух, подобно разорвавшейся капсюле, стремительно выбивает патрон из бумажного ствола.

Когда нет на месте учителя, бой идет в открытую, как сегодня. Шум стоит оглушительный. Правда, несколько странный. Только и слышно: «тьф-фу-у!», «тьф-ф-у-у!» Прошел бы по коридору посторонний человек, непременно остановился бы в изумлении: «Что это они все там делают? Оплевывают, что ли, друг друга с ног до головы?»

Белый град застилает классную комнату. Но вот азарт боя начинает стихать. К тому же некоторых из нас давно уже гложет беспокойство: почему так долго нет нашей Флюры Мерзиевны?

В общем-то мы догадывались, почему.

Перед уроком на большой перемене произошло одно событие, о котором знали все. А кое-кто из нас, в том числе и я, при этом присутствовал.

Но думать о неприятном так не хочется. Эх, лучше пальну-ка я еще раз! И только я начал разжевывать новую порцию промокашки, как стоящий у двери Гааг прокричал: «Идет!»

Класс мгновенно затих.

Открыв дверь, Флюра Мерзиевна приостановилась. У нее было приятное лицо, круглое, доброе, правда, неулыбчивое, даже скорее немного грустное. По временам это грустное выражение усиливалось – и мы понимали почему: муж Флюры Мерзиевны, тоже учитель – он преподавал в нашей школе черчение – довольно крепко пил.

Иногда Бондарев пройдет мимо на перемене – и запах спиртного на тебя налетит, будто ветром его принесло. У Бондарева было прежде прозвище «Ёжик», потому что он брил голову наголо, но, прознав о его пристрастии к алкоголю, старшеклассники немедленно прозвище уточнили: «Пьяный Ёжик». Два сына Бондаревых, Алешка и Вовка, учились в нашем классе и, конечно же, знали об этом прозвище, хотя при них никто его не произносил.

У Флюры Мерзиевны, стоящей в дверях класса, выражение лица было такое, будто Пьяный Ежик напился сегодня, как никогда. Молча оглядев нас, она вздохнула и негромко сказала:

– Кто сегодня на большой перемене был за школой, встаньте.

За партами никто не шевельнулся. У меня и спина напряглась, и ноги подергивались, но удерживал меня на месте тот же «закон стаи», что и других ребят: надо тянуть, сколько можно.

Большая перемена. Как хорошо она начиналась, когда час назад мы с Женькой Андреевым выбежали во двор!

Поздняя осень. Ни цветов, ни музыкантиков не увидишь теперь во дворе. Ветер шваркает по дорожкам, собирая в кучи шуршащие желто-красные листья и кружит их, кружит, словно в бесконечном танце, переносит с одного конца двора на другой.

Да, испортилась погода. Но мы не жалуемся. А старшеклассники даже предпочитают ненастье – кроме, конечно, проливного дождя. В плохую, холодную погоду тусуйся себе спокойно позади школы – за всю перемену ни один учитель носа сюда не высунет!

Если же сравнить большую перемену с тайм-аутом между двумя половинами нелегкой напряженной игры, как не представить себе, что учителя, сдвинув головы, горячим шепотом обсуждают сейчас свои дальнейшие контрдействия против каверз нерадивых, непослушных учеников?

А этим самым нерадивым сейчас не до учителей. Они тоже отводят душу: «бычкуют». Для этого и приходится укрываться позади школы, в укромном уголке.

«Бычок» – это, как известно, окурок сигареты или папиросы. Ищут бычки, в основном, на улицах, в тех местах, где обычно собираются мужики, скажем, чтобы выпить пива. Иногда таскают окурки и даже сигареты у курящих отцов. Немало бычков можно найти позади школы, где на переменах ребята из самых старших классов покуривают свои собственные сигареты.

Сегодня курильщикам повезло необычайно. Не далее как вчера вечером в нашем спортивном зале происходил волейбольный матч между двумя командами, нашей и соседней школы. Закончив матч, игроки всласть накурились на свежем воздухе. Об этом можно было судить по количеству окурков. К тому же, выбор оказался лучше, чем в любой табачной лавке. Валялись тут не только окурки бесфильтровых «Прим», «Беломорканала» и местных папирос «Голубые купола», но даже и зарубежные «БТ». Видно, были среди игроков парни зажиточные.

Я вообще чуждался сборищ за школой, потому что не курил и был здесь не совсем своим. Женька – другое дело, Женьке все было нипочем. А путь наш к беседке проходил как раз мимо бычковистов. И тут Женька остановился.

– Погоди-ка. Надо у Петьки спросить: принесет он завтра мяч или как.

Петька Богатов, наш одноклассник, отличный футболист, единственный в классе владелец настоящего футбольного мяча, тоже был курильщиком. Кроме него здесь же, среди старших, промышляли еще трое наших: Булгаков, Жильцов и Тимершаев.

Пока Женька с Петькой вели разговор о мяче, который нужен был для завтрашнего матча, мальчишки понабрали бычков и начали готовиться к долгожданному кайфу.

Я стоял возле Сережки Булгакова и с интересом наблюдал, как он аккуратно и умело, держа окурок за папиросную бумагу, обматывает его фильтр тоненьким проводком в голубой изоляции. Необходимая предосторожность, иначе пальцы будут вонять табаком. Все так делали.

Далее Булгаков чиркнул спичкой, но закурил не сразу, нет – он прежде прокалил огоньком фильтр. Ведь мало ли кто его брал в рот!

И только после этого, Серега, прикрыв глаза, с превеликим наслаждением затянулся. Стоило только поглядеть, с каким шиком он держит свой окурок на проволочной держалке!