Валерий Туринов - Сибирские перекрестки [litres]

Появление Семена для хозяев оказалось неожиданным. Сидевший за столом дед поднял голову, посмотрел на него, потом удивленным взглядом окинул его одежду – старую стройотрядовскую студенческую куртку, с расписанной на ней географией его немногочисленных строек, и синие спортивные брюки.

На скрип двери повернула голову и бабка, возившаяся у печи. Она мельком взглянула на Семена и отвернулась. Потом шустро крутанулась с завидной не по возрасту прытью и так же уставившись, стала разглядывать его.

Семен поздоровался:

– Добрый день, хозяева!

Старик, не ответив, все так же молча разглядывал его.

– Не пустишь ли, хозяюшка, переночевать, – обратился Семен к бабке, нарушив затянувшееся молчание и втайне надеясь на отзывчивое женское сердце. – Вот приехали из города, в ваши края, отдохнуть на пару деньков… А у реки ночевать сыро. Да и холодно!..

Но те все также молчали и смотрели на него, словно на какое-то странное непрошеное и неизвестное видение.

«Не хватало, чтобы еще перекрестились, сказали свят-свят!..» – ухмыльнулся про себя Семен.

Он понял это молчание как отказ и неловко затоптался на месте, собираясь повернуться и уйти ни с чем.

Первой пришла в себя бабка. Она стояла слева у печи, совсем рядом с Семеном.

– Пошто стал у сеньми, поиди избу, – с растяжкой, грубо окая, проговорила она. – Поиди, поиди!..

По-видимому, старики наконец поняли, о чем просил их Семен, потому что бабка, как бы проверяя, что не ошиблась, повторила несколько раз: «Нощи нощевати?»… Затем вопросительно посмотрела на деда. Тот молча кивнул лохматой, заросшей головой, давая свое согласие.

– Хорошо, тогда мы придем через часик, – сказал Семен и поспешно, боясь, чтобы хозяева не передумали, вышел из избы.

К реке он вернулся в приподнятом настроении и восторженно расписал жене и дочке, как они будут ночевать в самой настоящей избе.

Сомнения начали закрадываться к нему, когда они, весело болтая, шли к хутору.

«Откуда здесь хутор? – подумал он. – И вся обстановка, как будто попал в прошлые века или в этнографический музей… На музей не похоже! Глушь! Да и дежурный на станции о такой-то достопримечательности непременно бы сказал. Ни дороги, ни каких табличек. И в то же время все натурально… Такого даже в Сибири, у староверов, не видел, – вспомнил он свою поездку туда со студенческим строительным отрядом. – Там и то уже давно радио, телевизор, мотоциклы… А тут в центре – и такое!»

Они подошли к хутору. Возле двери избушки стояла бабка, похоже, дожидалась их.

Жена и дочка с интересом глядели на все вокруг. Им все было в новинку, так как они не видели даже настоящей деревни-то, а тем более такой хутор.

– Поиди, родимая княинюшка, поиди и ты, радость моя, поиди, – низким поклоном встретила бабка жену и дочку и, приглашая войти в избу, широко распахнула дверь.

Они зашли в избу. Семен, стрельнув взглядом, увидел в углу все также угрюмо сидевшего деда. Тот, казалось, не изменил даже позы.

Жена и дочка от необычной обстановки оробели и растерялись.

Они положили рюкзаки у двери на пол, сели на лавку и искоса, стараясь не привлекать внимания хозяев, стали рассматривать избу… В глазах жены мелькнуло что-то похожее на восхищение. Она, видимо, представила, как будет рассказывать на работе, в институте, обо всем этом. Кому еще может так повезти!..

А Семена все больше и больше тревожила ненаигранность, натуральность происходящего. Хотелось встряхнуться, сбросить с себя какое-то наваждение, крикнуть: «Ну, хватит! Пошутили – и довольно!»… И в то же время он сознавал, что это не сон, и реальна та бабка, что сейчас стоит у стола и скоблит его ножом: «Сколько ей лет, интересно? Откуда она?!»

– Семушка, – шепотом позвала его жена. – Мы будем ночевать в самой настоящей избе. Вот здорово!.. Только я боюсь клопов…

– Семушка, а кто они?.. Староверы?..

– Откуда я знаю…

Жена взглядом показала в темноту угла. Там, над дедом, Семен с трудом разглядел несколько маленьких иконок и крест – массивный, тяжелый, восьмиконечный староверческий крест.

– Оставити поскребальник, накормли прохожиго, – низким голосом, так же грубо окая, пробурчал дед и хмуро посмотрел на бабку.

Та шустро кинулась к печке, засуетилась. И Семен с удивлением заметил, что она довольно молода – просто ее сильно старит темная грубая одежда и черный по-старушечьи повязанный платок.

«Изба по-черному, староверческие иконки и крест. Одежда стариков. Что это?..»

Семена не покидало тревожное предчувствие, что здесь что-то не так, не ладно. Да и настороженность стариков тоже беспокоила.

«Нет, здесь ночевать нельзя! Иначе беда! – забилась у него лихорадочная мысль. – Надо найти предлог и незаметно уйти!..»

– Бабуся, мы выйдем во двор подышать свежим воздухом, – громко сказал Семен. – И вытряхнем наши одеяла! Они с песочком у нас!..

Продолжая говорить громким голосом, чтобы скрыть тревожные нотки, он развязал рюкзаки, достал одеяла и легонько подтолкнул жену и дочку к двери.

– Токмо прииде и опять ко двору, – неопределенно проворчал вслед им старик…

Они вышли.

– Клара, Аленка, слушайте меня внимательно, – стараясь говорить спокойно, шепотом, как будто его кто-то мог услышать, начал Семен. – Мы, кажется, действительно попали к самым настоящим староверам. Нельзя ждать ночи, здесь опасно! Потом объясню! Надо немедленно уходить!..

По взволнованному тону и бледному его лицу, жена и дочка поняли, что он не шутит, и испуганно стали озираться вокруг, как будто опасность уже грозила им со всех сторон.

– Клара, бери Аленку за руку и, не останавливаясь, бегите на станцию, к людям…

– А ты?!

– Я попробую отвлечь их внимание и забрать рюкзаки. Потом догоню вас!

– Бог с ними, с рюкзаками! Не ходи! Не надо рисковать! Не пущу! – шепотом выкрикнула жена.

– Я вам что говорю! Идите! – вспылил Семен и нетерпеливо толкнул их прочь от избы.

От сильного толчка женщины шатнулись вперед и быстро пошли, изредка оборачиваясь и испуганно глядя в его сторону.

Семен же открыл дверь в избу и сразу почувствовал, что старики все поняли, должно быть, увидев уходящих в окно, поняли, что женщина и ребенок уже бегут отсюда, быстрее, быстрее, насколько есть сил…

«Убрать его, те-то – женщина с ребенком – куда они денутся!» – как вихрь мелькнула мысль, отразившаяся во взгляде деда.

Бабка, с ласково-злым блеском в глазах, пружинисто переступила раз-другой в сторону Семена. Дед приподнялся с лавки из угла, держа в руках деревянный самострел – страшное оружие в опытных руках! Тяжелая, острая, деревянная стрела, разящая наповал оленя и легко насквозь прошивающая человека, медленно поворачивалась в сторону Семена. Дед, видя, что Семен не прикрывает за собой дверь, а, стоя около нее, смотрит на него и медленно протягивает руку в сторону рюкзаков, весь напрягся в таком полусогнутом положении. И Семен понял, что он сейчас пустит стрелу, пустит точно, безошибочно, как, наверное, не раз уже бывало на охоте или в такой же ситуации… Взгляд деда стал острый, цепкий, что-то хищное проступило во всей его стойке… Пружина была натянута до отказа… Семен отшатнулся в проем двери и с какой-то нечеловеческой силой и быстротой захлопнул ее – сработал инстинкт… От удара двери изба вздрогнула, и в следующее мгновение внутри раздался глухой звук вонзившейся в дверь стрелы. Еще мгновение, Семен накинул засов снаружи на двери и сунул палку в петлю. И вовремя, так как дверь заходила ходуном и стала выгибаться под тяжестью большого и сильного тела.