Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Панкратыч согласно закивал головой. Но Петя, сведущий в Уголовном кодексе и на собственной шкуре познавший жёсткость советских законов, засомневался.

— Это как так, граждане начальники? Кто ей экспертизу проводил? А вдруг, смерть всё-таки насильственная? Может, этот труп полпосёлка видело? Если, вдруг, откроются какие-то обстоятельства, связанные с гибелью данного человека? Вы-то соскочите, а Синему что будет? Тюрьма?

— Петя, никто тебя сдавать не собирается, — перебил недовольно директор.

Он достал пачку, выдал сигаретку протянувшему руку Панкратычу и закурил сам, явно нервничая.

— Это, — он ткнул пальцем в багажник, — проблема, свалившаяся, можно сказать, с неба. Если ты не согласен нам помочь, то, как говорится: вольному — воля. Без тебя справимся.

— Незаменимых людей нет, — поддержал его участковый, вспомнив очередное изречение любимого Иосифа Виссарионовича.

— Э, никто не отказывается, — Петя не хотел портить отношения с начальством, — лишь бы, не было последствий.

— Последствий не будет! — отрезал Грендельман, — если вы, конечно, сами по пьянке языки свои не распустите.

— Лаврентьич, я за себя стопроцентно уверен, а вот Панкратыч у нас может и сболтнуть лишнего. Дай докурю, сосед — Петя попытался выхватить окурок у напарника.

— Это я могу сболтнуть?! — возмутился бывший плотник, — Наум Лаврентьевич, не слушайте этого каторжника! Ничего тебе не дам, сам курить хочу! Сосед, называется!

— Ладно, хватит собачиться, — прервал перепалку «друзей» начальник, — работать пора! Выгружаем тело!

Панкратыч послушно ринулся открывать багажник, однако напарник его не спешил.

— Ещё один вопрос, — Петя поднял палец над головой, — шкурный.

Грендельман понял с полуслова:

— Каждому по десятке. Расчёт — сразу же по окончании работы.

— Идёт. Но, по старой русской традиции, копателям — выпить и закусить в процессе работы.

— Это будет. Привезу через час, вместе с досками и инструментом. Приступайте, приступайте, время не терпит! — заторопил снова Грендельман.

— Лаврентьич, дай хоть пару сигарет! — выложил своё последнее пожелание Петя.

— Держи, нищета, — директор подал ополовиненную пачку «Космоса», — оставь себе. Так, достали покойницу быстренько! В кустики, в кустики её! Давайте, мужики, арбайтен!

«УАЗик» с начальством укатил, а соседи-компаньоны, перекурив ещё, приступили к работе.

Кабан нацепил тёмные очки, спрятав под них подбитый глаз. Но покалеченный орган осязания основательно портил внешний вид. Примочки, к сожалению, не помогли.

Осмотрев себя в зеркало, бугай пришёл в ужас. Мало того, что нос распух, он ещё свернулся набок! Кабан за свою короткую жизнь поломал немало чужих носов и прекрасно знал, что теперь этот дефект останется навсегда. Вот же сволочи какие, лицо искалечили! Ну, ничего, час расплаты близок. Невелика деревня, никуда не денутся с подводной лодки.

Через полтора часа директорский «УАЗик» подкатил снова. Из багажника его торчали не струганные доски. Между тем, Панкратыч отдыхал, прислонившись к пеньку. Виновница переполоха лежала до поры в кустах ежевики, заботливо прикрытая от солнца лопухами. Пети вообще не было видно. Из начатой, глубиной примерно по колено, могилы виднелась штыковая лопата.

— Что-то быстро ты устал. Куда делся коллега?

Грендельман начал доставать из сумки продукты — бутылку водки, полбуханки чёрного хлеба, банку толстолобика в томате. Натюрморт с гранёным стаканом! Панкратыч заводил носом.

— А сигареты?

— Травитесь!

Две пачки «Примы» бухнулись в траву, рядом с толстолобиком. Грендельман понимал, что на такую публику сильно давить нельзя.

— Да, вот ещё лимонад, «Буратино». Андрей, подай одну бутылку. Куда Петя-то запропастился?

— «Буратино» — это хорошо!

Панкратыч открыл зубами металлическую пробку и, не удостоив ответом директора, жадно припал к горлышку. Грендельман начал потихоньку закипать.

— Я тебя спрашиваю, или вон ту ворону?!

— Петя ушёл за водой! Мы тут от жажды, как два Буратины, одеревенели совсем, — оторвался, наконец, от бутылки бывший профессиональный плотник.

— Ясно. Отдохнул, попил? Пошли — выгружать доски с инструментом.

Мужик нехотя поднялся и отправился к машине, поспешая вслед за начальством. Директор уже вытаскивал из кабины плотницкий ящик.

— Проверяй ассортимент. Что принял, то и сдашь мне, понял?

Панкратыч, кивнув, принялся монотонно перечислять:

— Гвозди, пила, топор, молоток… Ага! Рубанка нет!

— На кой тебе рубанок, дядя? — подал голос, молчавший до сих пор, Ефимов.

— Дык, ведь… чтоб домовинку… по-людски, — попытался объяснить временно нанятый работник.

— И так сойдёт. Невелика помидорина.

Участковый посчитал на этом, что разговор закончен и демонстративно отвернулся от горе-плотника. Он ни во что не ставил подобную публику. О чём вообще можно говорить с людьми, по которым давно плачет лечебно-трудовой профилакторий? Будь его, Ефимова воля — давно бы все эти Панкратычи, Пети, Прохоры… спички лобзиком выпиливали! За забором с колючей проволокой, бессрочно. Никчемные граждане, совершенно потерянные для общества.

Панкратыч же принялся выгружать доски, приговаривая:

— Двухметровка, обрезная.… Второй сорт, ёлка.… Сгодится на гроб, Наум Лаврентьевич! Изладим!

Тем временем на горизонте появился Петя. Он тащил с собой трёхлитровую банку воды.

— Вот, к мостику бегал за водичкой. Жажда замучила, знаете ли.

Грендельман понимающе кивнул. Вскорости работа закипела. Мужики, как кроты, копали землю, могила становилась всё глубже. «УАЗик» отъехал.

Кабан поднял руку. Автобус остановился посреди дороги, утонув в облаке пыли. Дверца открылась, амбал протиснулся в салон.

— Ты чего в очках? — полюбопытствовал Суслонов.

— Солнце слепит, — буркнул в ответ Кабан.

И, чтобы избежать дальнейших вопросов, повёл свой разговор.

— Хотел договориться кое о чём с тобой, Суслик.

Водителю автобуса не нравилось, когда его так называли, но он промолчал. Отметив злорадно про себя, что у местного «короля» разбит шнобель, Боря сделал вид, что внимательно его слушает, и даже подобострастно склонился в сторону пыхтящего здоровяка.

— Говори, кореш!

— Мне в район скоро надо будет съездить. Подкинешь до вокзала?

— Так это… без промблем, с утра. Автобус идёт по расписанию. В аккурат, к электричке, — непонимающе ответил водила.

О чём договариваться-то Кабан собрался? Пять копеек за билет он сроду не платил. И никогда об этом не договаривался.

— Ага, ну и ладно, — бугай помолчал немного, потом попросил, — дай папиросу!

Суслонов выдал ему «Беломорину» и закурил сам, ожидающе глядя на собеседника.