Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Потом вынула из буфета «хрущёвские» стаканы с рубчиком, и, сполоснув их под рукомойником, брякнула об стол:

— А закуски нет, уж не обессудьте, хлопчики!

Васька достал свёрток с едой. Тётка Клава притащила табуретки, компания расположилась за столом.

Тем временем два человека пробирались вдоль заборов глухой улочкой. Они оживлённо беседовали между собой, обходя лужи и грязь.

— Да говорю же тебе, Клавка-Борода повела их на квартиру Бобра. Просила вина принести, чтобы напоить пацанов посильнее. У щеглов баулы — будь здоров! Отработаем как надо. Пусть потом бегут в милицию, хозяин хаты давно зажмурился, спросу нет. А ментам плевать, никто даже не почешется! — горячился молодой парень с наколотыми на пальцах перстнями.

— Гена, хорош чесать, я с первого раза врубаюсь. По мне, так хоть валить обоих, был бы понт… — сплюнул сквозь зубы собеседник — невысокий мужчина в кепке, надвинутой на глаза, но не прикрывающей давний глубокий шрам. Он был гораздо старше своего товарища.

— Вот, за что я тебя уважаю, Ваня! Духу в тебе — на десятерых хватит! — Гена попытался обнять собеседника.

Но Иван не любил фамильярностей. Он невежливо откинул руку товарища и прибавил шаг.

— Пойдём шибче, пока Клавка не успела малолеток совратить!

Хохот Гены разорвал тишину вечерней улицы. Кошка на заборе испуганно сорвалась вниз и метнулась в кромешную темень подворотни.

Вечером Петрович возвращался домой в благодушном настроении. Ласковый весенний ветерок приятно теребил усы, и аромат свежей листвы кружил голову. Хотелось запеть, старшину распирало от глубокого чувства счастья, а сладкие голоса — то ли итальянцев, то ли французов (Петрович не очень хорошо разбирался в иностранных языках), доносящиеся из открытого окна, будили в душе что-то такое… заставлявшее оглядываться на проходящих мимо хорошеньких девушек.

Дойдя до своего подъезда, он решил покурить на опустевшей к вечеру скамейке — месте собрания здешних пенсионерок. Милиционер присел на краешек, под ветви рябины. Не спеша достал из пачки приплюснутую сигарету, тщательно её размял, прикурил и глубоко затянулся.

Хорошо-то как! Не надо ехать за семь морей, ловить птицу удачи в тридевятом царстве. Как говорится — где родился, там и пригодился. Главное, чтобы имелась любимая работа, верные товарищи, да милая жена.

Вспомнив супругу, Петрович по-тараканьи шевельнул усами. Эх, держись, Галина Матвеевна! Растрясётся у тебя сегодня жирок-от! Старшина с наслаждением втянул в себя очередную порцию вонючего дыма.

Вдруг на голову что-то капнуло. Хорошо капнуло, крупно. Усач снял головной убор, осмотрел его и выругался трехэтажным. Ворона с дерева опорожнилась и попала прямо на тулью фуражки! Настроение изгадилось. Он растоптал недокуренную сигарету и направился домой — злой, как чёрт, сжимая кулаки. Держись, Галина Матвеевна!

— Опять пьяный? — супруга не поняла ещё, что Петрович не в духе.

Через мгновение она лежала на полу, отправленная мужем в нокдаун. Зазвенела на кухне опрокинутая кастрюля с борщом. Старшина кипел, как камчатский гейзер. Однако вспышка гнева его была кратковременна. Уже через несколько минут усач искренне раскаялся в содеянном.

— Да ладно, Галчонок, погорячился, ты уж не обижайся на меня. Сам себя виню теперь. А всё эта ворона, чтоб ей пусто было, — Петрович, обняв жену за плечи, гладил её нежно по волосам.

Супруга, всхлипывая, вытирала припухшие от слёз веки кухонным полотенцем. Под левым глазом её наливался свежий синяк.

— Сегодня ребят забрали, в вытрезвитель. Пьяные… аж до зелёных соплей. Практиканты, вроде. С сумками, с гитарой, — Петрович, как мог, пытался разрядить обстановку.

— А у нас нет никого. Да, наверное, уже и не будет, — тяжко вздохнула Галина. Добрая женщина страдала от того, что Бог не дал им ребёночка.

— Ну, нет детей. Так что? Не в этом же всё счастье-то, — неуверенно возразил старшина.

— В этом, в этом. Поверь бабьему слову. Что, нажитое добро мы в гроб с собой утащим? Нет наследника, кровиночки, — глаза Галины Матвеевны снова стали мокрыми.

— Э, запричитала, — сморщился усач. Он не любил подобные разговоры.

— Петь, давай ребёночка усыновим, — всхлипнула жалобно супруга, — в детдоме возьмём. Успеем поднять ещё. Будет, для кого жить, старость-то не за горами уже. А, Петь?

Старшина начал нервно ходить по комнате. Запела старую песню. Но, хотя… почему бы и нет? Станет баба при деле. Остановился в раздумье, подёргал себя за усы. Потом вдруг улыбнулся и махнул рукой.

— А давай возьмём, Галя. Правда, что нам одним куковать? Да и дело это… Богу угодное. Богоугодное, — Петрович, забывшись, достал сигарету.

— Петя! — укоризненно произнесла супруга.

— Виноват, Галочка! — закивал головой старшина. Вообще-то, он слушался во всём жену и дома не курил, а выходил для этой цели в подъезд.

— Ладно, уж. Смоли на кухне, — разрешила милостиво Галина Матвеевна.

Мир в семье наладился.

— О, да тут гости! Привет честнОй компании! Пацаны, я вас где-то видел. Ну да, правильно, у магазина! А мы тут мимо проходили, с винишком. Видим, свет горит. Дай, думаем, зайдём в гости к знакомой, за жизнь потрещим! Во, гитара! Кто играет? Ну, что, будем знакомиться? Я Саша, это Серёжа.

Татуированный Гена прошёл к столу и начал доставать из сумки массивные бутылки. Такие же точно «бомбы», что купила в магазине тётка Клава. Позади «расписанного» стоял, засунув руки в карманы, мужчина в кепке. Лицо его было обезображено ужасным шрамом, а левый глаз, прищуренный и слезящийся, немного косил.

— Проходи, Серый! — просипела Клавка, — вот, я даже тебе место уступлю, милок.

— Благодарю, тётя, — ответил Ваня-Сергей, присаживаясь на скрипящую табуретку и внимательно оглядываясь вокруг.

— На здоровье, дядя! — оскалила в улыбке рот Борода.

Ваня ухмыльнулся ответно. Он много чего знал о мужеподобной бабе, промышляющей в привокзальном районе. Но не ответил. Базар пустой, а порожняки гонять Иван не любил. Пусть Генка языком молотит, а он помолчит лишний раз. Иван был человеком дела.

Практиканты замолкли, испуганно глядя на нежданных посетителей. Однако, поняв, что новые гости не собираются их трогать, ребята немного успокоились и потихоньку стали отвечать на вопросы, которыми их буквально засыпал Гена. Разговору способствовало вино, щедро наливаемое в стаканы.

— Так вы из вытрезвителя, что ли? Знаешь, как в песне поётся? В вытрезвителе уют, сапогом по морде бьют. Раз подкинут, два подбросят, под холодный душ ведут! Не стоит туда попадать. Давай, вот за это и выпьем. Пей до дна, кудрявый. Это же не водка. Так, сок виноградный, пионерский напиток. И ты тоже, не стесняйся. Чего, не буду? Здесь не катит — не хочу, не пью! Отказываться нельзя. Давай, хоть глоток. Ага, делай два. Вот, так, молодец!