Петр Кириченко - Край неба

Когда в экипаже появился Игореха, Сермяков присматривался к нему с такой настороженностью, словно бы хотел к чему-то прицепиться. Но летал Игореха хорошо, самолет держал в строгости, и Сермяков успокоился, не понимая, зачем это командир отряда предупредил его, что Игореха иногда задумывается. «Ничего подобного, — размышлял Сермяков, чувствуя, что второй пилот ему нравится. — Он и пилотировать, стервец, поднаторел. Молодчина!» Он мысленно хвалил Игореху этим словом, прибавляя по обыкновению кое-что из своих собственных запасов, и терпеливо ждал, когда можно будет поговорить об Игорехе с командиром отряда. Вводить, мол, в строй пора Игореху, отличный будет командир, грамотный, исполнительный, а главное — совестливый. Сермяков представлял, как в разговоре он после этих слов помедлит и скажет со значением: «Таких в авиации как раз и не хватает!» Командир отряда посмотрит на Сермякова, конечно, с удивлением, но примет решение вводить Игореху и поручит это дело не кому-нибудь, а ему, Сермякову, не зря же он почти год присматривается ко второму пилоту, учит того всему, что знает сам.

Сермяков полагал, такой разговор не за горами.

— Не знаю, зачем меня предупреждали, — сказал Сермяков однажды штурману. — Нормальный у нас второй, а уж грамотный…

— Не хватает нам еще ненормальных, — поддержал штурман. — Только не понимаю, к чему это ты?.. И что значит нормальный?..

— Такой, как все! — без промедления ответил Сермяков. — А говорю потому, что меня предупреждали… Но у меня свое мнение…

— Как все, говоришь? — уцепился штурман за слово и насмешливо поглядел на командира. — Понятно!

— Что тебе понятно? — Сермяков закипятился и, пожалев о сказанном, начал размахивать руками. — Ничего тебе не понятно! Больше не скажу тебе ни слова!

— Не говори, — спокойно согласился штурман и продолжал вслух размышлять: — Как это у нас просто решается: если даже дурак набитый, но как все, то мы говорим — нормальный, а если… Сам-то ты куда себя причисляешь?.. А?..

И штурман поглядел на Сермякова ехидно.

Сермяков угрюмо молчал, думая о том, что не любит он задиру-штурмана, а вот же выкладывает ему самое сокровенное. Он не в первый раз решил, что будет говорить только с Игорехой да механиком, человеком пожилым и покладистым. «Что ж это такое? — зло думал он, стараясь не глядеть на штурмана. — Раньше командир скажет — так экипаж со всех ног кидается выполнять, а теперь… Молодые, но до чего зубастые. Откуда только появляются…» Если бы Сермяков спросил об этом штурмана, тот бы ему ответил, но Сермяков спрашивать и не собирался.

А Игореха, действительно, летавший все увереннее, однажды как-то незаметно для себя засмотрелся на землю, на облака, задумался. Взгляд его стал невидящим, словно бы затуманился. Неуправляемый самолет плавно кренился влево. Медленно дыбился горизонт, и Игореха, ничего этого не замечая, легко мирился с тем, что нет в руках потертого штурвала, что летит он сам по себе. Куда летит?.. неизвестно. Но вот они — рукой подать — облака, бездонное небо, земля внизу. Зеленая, приветливая. Паришь над ней птицей…

— Игореха! — крикнул Сермяков сердито, подхватил штурвал и возвратил самолету горизонт.

— Чего? — непонимающе спросил Игореха, глядя на командира.

— Задумался о чем, говорю?..

— Задумался, — согласился Игореха и улыбнулся Сермякову. — Показалось, летим как птицы…

— Ты это прекращай! — еще строже сказал Сермяков. — А то нам таких птиц отвесят… Понял?!

Игореха виновато молчал, держал самолет в строгости и выслушивал поучения Сермякова о том, что каждый второй пилот должен готовить себя в командиры.

— Тебе вводиться надо, а ты, — в который раз подступался Сермяков. — Есть три надежных способа. Возьмем, к примеру, первый из них…

Сермяков говорил, все больше распаляясь, а Игореха согласно кивал, понимал, что способы надежные: командир зря не скажет. Сам он вторым пилотом летал мало, споро пробился в командиры, употребив, вероятно, все три способа вместе, и, глядя на него, Игореха думал о том, что, не будь авиации, Сермяков добился бы ее создания только потому, что хотел летать. Должен был летать. «Может, так и надо?» — спрашивал Игореха мысленно; ему казалось, что Сермяков с его напором и желанием летать знает какую-то тайну…

— Что такое полет? — спросил он неожиданно. — Вы думали?..

— Постой, при чем здесь полет? — Сермяков недовольно хмурился, оттого что Игореха перебил его, а после снова горячился: — Другие благодарили бы меня, потому что способы эти…

Игореха не выдержал и засмеялся, и Сермяков замолчал, поглядел на него с сожалением и сказал:

— Тебе скоро тридцать три, а ты всего лишь второй. Эх! — Он горестно вздохнул и кивнул головой. — И это в наше время… Игореха ты! Игореха и есть!

— В наше время, — как эхо повторил штурман, вмешиваясь в разговор. — Что ж ты, Игореха, в наше время…

— Да, в наше время! — взорвался Сермяков, злясь на штурмана. — Столько людей требуется, а их нет!

— Ничего, скоро меньше потребуется, — спокойно сказал штурман. — Да и вообще, чего ты пристал к человеку? Он летит, тебя не трогает…

— Это почему же меньше?..

— Меньше, да и все, — ответил штурман командиру. — Летать будут меньше, а больше дома сидеть. Понятно?!

— Это с каких таких — меньше? — допытывался Сермяков с явной угрозой в голосе. — Когда везде вон написано — больше?!

— Ну пусть и больше, — вдруг согласился штурман, сам толком не знавший, меньше будут летать или больше. — А не хочет он, чего ты домогаешься?..

— Не хочет? — Сермяков даже подскочил в кресле. — Как это не хочет?.. Такого не бывает! Но тебя не спрашивают…

— Хорошо, не спрашивают…

— Да, не спрашивают! Твое дело — курс! Понял?!

— Чего же тут не понять, — ответил штурман все так же невозмутимо и ухмыльнулся. — Как ты сказал, в наше время главное — не заблудиться. Правильно?..

— Да, смотри за курсом, — сказал потише Сермяков. — Я ведь почему беспокоюсь?.. Потому что голова у него золотая… Игореха, скажи, к примеру, геометрические размеры самолета.

— Не надо, командир, — попросил Игореха. — Ну что размеры… Это еще не все.

— Не все, — согласился Сермяков, — но этого-то никто и не знает. А ты знаешь! Больше меня знаешь и больше механика. Правильно? — Сермяков посмотрел на механика, и тот утвердительно кивнул. — Ты учишь, стараешься, и осталось тебе какую-то малость.

— Да не учу я, — сказал Игореха с виноватым видом, будто жалел, что так много знает. — Оно само как-то, понимаете?

— Неважно, — ответил Сермяков. — Это нам неважно.

И ждал, потому что хотел понять Игореху и его безразличие к командирству. По мнению Сермякова, такого и быть не должно. Не должно, и все тут. И часто вспоминал, как в одном из полетов они попали в грозу. У штурмана отказал локатор, и они вроде бы ослепли, потому что вокруг, куда ни посмотри, бычились плотные густо-синие облака. Сверкали молнии, и то чистое пространство, в котором они находились, затягивалось грозой и становилось все меньше: они попали в «мешок». Сермяков еще раньше приказал бортпроводницам пристегнуть пассажиров ремнями, чтобы при броске кого-нибудь не выкинуло из кресла и не зашибло, и теперь приготовился к худшему. Он сильнее обычного сжимал штурвал и лихорадочно выискивал глазами хоть какой-нибудь мало-мальский просвет, но вокруг была одна лишь грозовая темнота, от которой в кабине стало сумрачно. Штурман, ругаясь, колдовал над локатором, но тот не подавал никаких признаков жизни.