Петр Кириченко - Край неба

Они пришли к морю, сидели на большом валуне. Все было так, как четыре года назад, и Мазину казалось, что ничего плохого не было да и не будет в их жизни… Быстро темнело, волны становились свинцовыми, вода сливалась с небом. Они смотрели в темноту, слушали мерный шум волн. Далеко в море, высвеченный желтыми огнями, шел теплоход. От него еле слышно доносилась музыка. В небе загорались первые звезды.

Стеша спросила его, как он жил все эти годы, и Мазин ответил, что рассказывать, собственно, и нечего: что-то делал, куда-то спешил, а оглянулся — ничего и нет. Он говорил и тихо смеялся над своими словами и вдруг ощутил с неведомой раньше болью, что ему жаль потерянного времени, и подумалось, что люди, если нет никаких больших горестей, создают их сами, будто во что бы то ни стало не желают жить спокойно: все им неймется и они бегут куда-то. А куда, и не скажешь. «Отчего так? — спрашивал Мазин, ощущая страшную боль, которая бывает только во сне. — Отчего?..» В это время кто-то прокричал дважды: «Конец сезона! Конец сезона!» — и Мазин, проснувшись, с удивлением оглядел незнакомую комнату. Во дворе слышались чьи-то голоса, и он прислушивался к ним, все еще не вырвавшись полностью из сна…

Одеваясь, он поглядел в окно и увидел невысокую молодую женщину в купальнике и мужчину в зеленых мешковатых шортах. Женщина, как-то воровато оглядываясь, мыла ноги под краном, а мужчина поддерживал ее под мышки. Мазин решил, что хозяйка, верно, не разрешает мыться под краном, и поэтому женщина торопится. Мужчина сказал ей что-то, и она, рассмеявшись, брызнула на него водой. Он отскочил и тоже засмеялся. Мазин позавидовал им: видно было, они недавно поженились и поэтому жизнь для них была удовольствием; и впервые пришла мысль о том, что любовь и дана человеку для того, чтобы после, когда наступит время раздумий, было чем жить и, оглянувшись, сказать: «И со мной это было!» И утешаться хотя бы этим, потому что ничего лучшего в жизни уже не будет. От таких мыслей стало грустно и подумалось, как все же глупо бывает в жизни, когда не можешь разобраться в простых вещах. Он вздохнул, вспомнил сон и то, как в нем все просто и легко.

Через какой-нибудь час Мазин отправился на трамвайную остановку. Вечер был тихий и не по-осеннему теплый; солнце скрылось где-то там, за огородами и садами, и воздух казался синим. За высокой дачей с длинным белым забором начинался заросший бурьяном пустырь, тянувшийся далеко вдоль берега моря и падавший к нему крутым глинистым обрывом. По краю обрыва шла узкая тропинка, иногда она терялась в траве или сбегала к воде, а затем снова появлялась, уходя куда-то к горизонту. Вдали виднелось одинокое дерево, стоявшее, очевидно, на краю обрыва и отдаленно напоминавшее человека. Все это было знакомо Мазину, потому что они со Стешей не раз бродили здесь.

Мазин пришел пораньше и, чтобы убить время, ходил по тропинке, глядел с обрыва на волны и редких пляжников, а затем возвращался к остановке, пристально вглядываясь и выискивая глазами Стешу. Он чувствовал, что волнуется, и старался не думать о том, что Стеша может и не прийти, и отчего-то ему казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим.

Шло время, а Стеша все не появлялась. Мазин решил, что подождет еще немного и пойдет к ней домой и, будь там муж или бог знает кто, скажет то, о чем он думал и хотел сказать; теперь он был уверен, что это Стеша искала его в аэропорту… Злой, угрюмый, он ходил по тропинке и внезапно увидел, что по дорожке идет Стеша. Мазин даже остановился, у него перехватило горло от волнения, и, позабыв обо всем, он бросился навстречу. На мгновение женщину скрыл проходивший трамвай, а затем, когда она снова показалась, Мазин увидел, что это вовсе не Стеша. Он остановился, постоял и медленно пошел на улицу Костанди.

В доме светились два окна. Это обрадовало Мазина, ему подумалось, что Стеша, быть может, только сейчас пришла домой; он даже шаги ускорил и решительно толкнул калитку. И сразу же увидел, как из дома вышел мужчина и, очевидно, услышав стук, посмотрел в его сторону. «Ну что ж…» — как-то неопределенно буркнул Мазин и, подойдя, сказал:

— Мне необходимо поговорить со Стешей!

— Это вы оставили записку? — спросил мужчина, оглядывая Мазина и не отвечая, и, когда тот утвердительно кивнул, продолжил: — Она не живет здесь… Уехала.

— Как это уехала?.. Куда?..

Мужчина помолчал и, сказав, что он сам толком не знает, посоветовал сходить к соседке, которая якобы дружила с матерью Стеши. Мазин понимающе кивнул и пошел в соседний двор.

Соседка встретила Мазина настороженно, но, узнав, что он интересуется Стешей, оживилась и долго выпытывала, кто он будет, откуда приехал и зачем, и, услышав, что он товарищ Стеши и заехал проведать, сказала, что она с год назад выехала. Мазин спросил, где она теперь, и женщина долго молчала, прикидывая, наверное, стоит ли говорить.

— Вы сказали, товарищ ей будете, — промолвила она, — то вам я скажу, потому что тут целая история…

Она вздохнула, вспомнив что-то, и рассказала Мазину, что Стеша развелась с мужем, родила сына и после смерти матери выехала.

— Скандал тут был немалый, — продолжала женщина. — Она встречалась с одним человеком. Но да все прошло… А мать ее, умирая, взяла клятву, что она найдет того человека… Стеша-то из детского дому, взяли ее когда-то давно, — пояснила она, — и мать понимала, что одна она останется. Вот она и поехала к нему…

Мазин слушал женщину, думая о том, как это должно быть тяжело — остаться совсем одному на свете; он никогда не видел детдома и теперь представил его похожим на школу, в которой когда-то учился. И отчего-то подумалось ему, что многие люди живут как-то тяжело и неприкаянно, словно все они в детстве потеряли родителей.

— Так где же она теперь? — спросил он женщину. — В каком городе?

— А вы что, поедете к ней?..

— Поеду, — не сразу ответил Мазин, думая, как бы не испугать своим ответом женщину, а то она и адрес не даст.

Но та, похоже, не очень удивилась, только пригляделась к нему внимательнее, пожевала губами и сказала:

— Даже не знаю, что делать.

— Не бойтесь, я ей плохого не желаю, — заверил Мазин.

Женщина снова вздохнула, будто не зная, верить этому или нет, пошла в дом и долго не возвращалась. Наконец она вышла и молча протянула ему пустой конверт. Он взял его и, повернув к свету из окна, прочитал обратный адрес. Там было написано: «Красноярск. Улица…» Мазин долго смотрел на конверт, словно не верил своим глазам, и не слышал, как женщина спросила, не приезжал ли он к Стеше раньше.

— Вот такие дела, — сказал он женщине, думая уже о том, как поедет в аэропорт и полетит обратно, распрощался и пошел по темным улицам.

Через полчаса он уже ехал в аэропорт, смотрел на прохожих, на деревья, листья которых казались неестественно зелеными от яркого света фонарей, и думал о том, что, несмотря ни на что, его приезд не такой и бесполезный: во-первых, он теперь знал адрес Стеши, а во-вторых… Это было сложно объяснить, но ему казалось, он сделал то, что должен был сделать, и таким образом оправдался перед Стешей. Мазин улыбнулся этим мыслям, тут же подумав, что это вовсе не так и что все оправдания впереди. Пришло в голову, что за четыре года могло многое измениться, и то, что Стеша жила в Красноярске, еще ни о чем не говорило. Он отмахнулся, решив об этом не думать: теперь он знал, куда надо ехать, и надеялся, что подвернется хотя бы какой-нибудь самолет на восток. «Любой, — подумал он. — На Свердловск или на Омск, а там — доберусь… Доберусь!» Он повторил это слово, словно цепляясь за него, потому что в этот момент пришла страшная догадка, от которой сразу стало тоскливо и грустно: Стеша, наверное, не простит его никогда.