Петр Кириченко - Край неба

— Куда тебе столько? — спросил однажды Кузин. — Да и где набрать столько денег?

— Я же не все себе, — весело ответила Светлана Даниловна. — У меня много знакомых, всем что-то надо…

И она говорила о знакомых, о магазинных новостях и сплетнях и даже похвасталась, как ей удается ловко обводить вокруг пальца покупателей. Она смеялась, весело поглядывала на Кузина и называла покупателей — «они». Из ее рассказов Кузину стало понятно, что есть множество лазеек для воровства, и если задуматься, то выходило, что магазин работает только на продавцов и их знакомых.

— Ну что ты! — ответила Светлана Даниловна, когда он спросил об этом. — Кое-что остается…

— А если тебя поймают?

— Меня? — удивилась Светлана Даниловна. — Да я любого так запутаю, что он никаких концов не найдет…

Чувствовалось, что она доверяет своему квартиранту и ничего не боится.

Через несколько дней Кузин не мог равнодушно слышать ее воркующий голос, когда она говорила «картошечка, мяско, лучок…» — и эти уменьшительные, но житейски понятные слова врезались в него так, что, даже оставаясь один, он слышал их. Кузин никогда прежде не сталкивался с подобными людьми, которые столько говорят о еде, и не представлял, насколько это утомляет. На кандидатскую он даже не смотрел, словно бы смирившись, что здесь ничего не напишет, бродил по квартире, смотрел в окно и думал о своей хозяйке, чувствуя, что ненавидит ее. «Но за что? — спрашивал он себя. — Ведь она мне не сделала ничего плохого. Напротив, помогла в трудную минуту…» Он представлял, как обидится Светлана Даниловна, когда он скажет, что уходит: он видел, как она торопилась домой, как радовалась, обнимая его, и как старалась во всем угодить. И Кузин терпел. Он стал подольше загорать, успокаивая себя тем, что все же он отдыхает, возвращался в квартиру неохотно. Микки привык к нему и радостно кидался навстречу, лаял и крутился вокруг него.

В один из дней Кузин взялся ладить трубу на кухне, полагая, что сделает хотя бы что-то полезное, а на самом деле потому, что устал от одних и тех же мыслей, хотелось какого-то действия. Он не успел убрать мусор и воду, как появилась Светлана Даниловна. Она увидела паклю и ржавые гайки и сначала даже испугалась, но тут же все поняла.

— Чудненько! — сказала она радостно. — Теперь будет вода… А я примчалась, принесла рыбку. Шесть кило! Ты любишь солененькую? Это я умею… Да, еще знаешь что?..

Она вернулась в прихожую и принесла кулек малины, и поскольку руки у Кузина были грязные, то кормила его с ладони, ела сама и все спрашивала — вкусно ли.

— Я люблю малину, — приговаривала, даже глаза закрыла, показывая, как она любит. — Очень-очень…

Что-то детское и трогательное было в ее словах, и Кузин сказал в шутку, что малину и медведь любит.

— Медведь? — переспросила Светлана Даниловна и перестала есть. — А при чем здесь медведь?

Кузин объяснил, но она обиделась, зло на него посмотрела и все повторяла, что она не медведь. После она стала разводить рассол и, забыв обиду, рассказывала, что в прошлый раз получилась отменная рыбка. Кузин вспомнил Анну Сергеевну и попросил несколько штук. Светлана Даниловна взглянула на него с удивлением, но тут же улыбнулась.

— Возьми! Конечно, возьми, — сказала она поспешно. — Ты хочешь сходить к ней?

Кузин кивнул.

— Сходи, — разрешила она и добавила: — Только не очень-то надейся, она теперь комнату тебе не сдаст.

И довольно посмеялась, вроде бы хотела сказать, что деваться-то квартиранту некуда.

— Злая ты, Света, — сказал Кузин. — Отчего только? Вроде бы у тебя есть все, что ты хочешь…

— Я злая? — переспросила Светлана Даниловна, бросив рыбу. — То медведем меня обозвал, а теперь я — злая…

Она начала говорить весело, но не выдержала и закричала, что таких, как она, надо еще поискать, что он сидит дома, не знает никаких хлопот. Она даже ногой топнула и смотрела на Кузина вприщур.

— Ты живешь на всем готовом, — сказала она потише, откричавшись. — Почти бесплатно… А рыбу я тащила не для твоей Анны Сергеевны, понятно?

— Понятно, — ответил Кузин, подумав, что не так и бесплатно получается: Светлана Даниловна возьмет если не деньгами, то криком.

Он не стал больше ничего говорить, вымыл руки и пошел к Анне Сергеевне. Бывшая хозяйка обрадовалась его приходу, познакомила с племянником и невесткой и все спрашивала, хорошо ли ему живется на новом месте.

— Можно было и не уезжать, — сказал племянник. — Как-нибудь разместились бы…

— Все устроилось, — ответил Кузин, думая о том, насколько ему легче в этом доме.

Анна Сергеевна, не слушая возражений Кузина, оставила его обедать и за столом, как бы в шутку, сказала, что им интересовались. Кузин сразу понял, но сделал вид, что удивлен.

— Зина спрашивала, — пояснила Анна Сергеевна. — Куда это, говорит, ваш квартирант подевался.

— Переезжай, Гена, — тут же предложил племянник и, взглянув на жену, добавил: — Не то я сам займусь…

Жена ответила, что она не возражает, и все посмеялись. А Кузину вдруг стало грустно, он почувствовал, что не хочется возвращаться к Светлане Даниловне, к ненужным разговорам, ко всем этим коробкам, сверткам. Думать об этом не хотелось, да и времени оставалось мало — от силы дней семь-восемь.

— И правда, — сказала Анна Сергеевна, наверное что-то заметившая, — если там не нравится, то переезжайте.

— Спасибо! — поблагодарил Кузин и сказал, что хозяйка его не обижает.

Возвратился он в прекрасном настроении, и Светлана Даниловна это заметила, она надулась и не разговаривала, а вечером, ничего не сказав, ушла на море одна. Кузину тоже хотелось искупаться, но он лег спать. Уснуть, конечно, не мог, крутился и думал о том, что, когда вернется Светлана Даниловна, он скажет ей что-то обидное. После он устыдился этого желания, а Светлана Даниловна к тому же возвратилась веселая, разговорчивая.

— Я больше не буду, — сказала она так, словно бы просила прощения. — Мне одиноко, я даже плакала… Пожалей меня, — добавила она шепотом, и Кузин понял, что она действительно сейчас заплачет. — Мне так плохо.

И она снова стала говорить, что старается сделать как лучше, не жалеет ни сил, ни времени, и зло на нее пропало. Кузину стало жаль ее, он понял, что виноват только сам — надо было поискать другую квартиру.

На другой день он не пошел на пляж, сел за стол и начал вчитываться в написанное, решив не вставать до тех пор, пока не будет думать только о кандидатской. Но думалось о другом, о том, что, жалея Светлану Даниловну, он обкрадывает себя. К тому же снова кто-то приходил, спрашивал хозяйку, снова надо было выпускать и впускать Микки, а тут и Светлана Даниловна заявилась, сказав с порога, что вечером они уезжают на базу отдыха. Она так расписывала прекрасные домики на двоих, лес и озеро и столько раз сказала «чудненько», что Кузин отказался наотрез.