Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Ты помнишь, в каком году умер отец?

— Помню, — ответил я.

И тени заколебались, и я словно сел на другой поезд, шедший вдоль нынешней жизни параллельно, и не важно, как он назывался, и как вся эта метафизика функционировала. Всё это было удивительно. Было понятно, что мне некому об этом сказать. Все люди погружены в бег за победой, и это — война за потребление. Я тоже не против. Но ведь и не прибежишь так никуда, никогда.

И, глядя на себя в зеркало, здесь, среди иного света, можно было задать вопрос: в который раз идёт это соревнование за приз, который не нужен?

Мы поговорили. Я понял, что мою сестру зовут Нина, и, раз она здесь, значит, она также является тенью. Потому нет необходимости мне знать её новое воплощение. Надо отталкиваться от факта.

— Ты же знаешь? — спросила она.

— Знаю. А что именно?

— Я не знаю ничего, чего не знаешь ты.

— Это многое меняет.

— Ты понимаешь.

— Я вижу вишь копию в своём отображении. Так и есть.

Мы вышли в зал, и правда, был 1925-й год, и я немного побродил, вглядываясь в лица людей, пытаясь понять их имена, вживаясь в эту роль, наверное, в первый раз. Прошлый представление в этом театре значения не имело. Но нужно правильно это выразить. Театр был, но его уже нет. Никто не помнит. Архивы закрыты. Их никто не ищет. На нет и суда нет.

— Я пойду, — сказал я Нине, — всё это никуда не девается. Ты мне многое рассказала. Но остаются вопросы. Я не до конца верю в происходящее. Тебе же остается мне верить, так как нет другого выхода. И я не всех узнаю. Пойду, спрошу.

Я сбежал по лестнице, поклонился лакею, но тут же была и другая лестница, на этаж, где я уже был прежде. Так я вернулся к демонам, людям с птичьими головами.

— Хочешь покушать? — спросили они радушно.

— Да.

— Винца?

— Давайте винца. И слушайте, я хочу, чтобы вы мне ответили на вопросы.

— Не все, друг. От чужого рта нужен ключ. Но и если ты спросил у человека, имей совесть. Вдруг он ничего не знает?

— Разве вы люди?

— Две руки, две ноги, голова. Пять пальцев. Кто же еще?

— Но какая голова?

— Это как раз и не имеет значения!

Я обедал, будучи взволнованным — правда была совсем рядом, но она всякий раз оказывалась слишком скользкой. И правильно делают, что сравнивают такие предметы, или может быть — информационные статусы — с рыбой. Ты её держишь, но на самом деле ты постоянно держишь пустоту. Она блеснула чешуей и соскочила, и ты снова ни с чем. Между тем, в этом зале точно знали, что к чему. Я думаю, с этого помещения их мир стартовал дальше, и именно здесь и нужно было искать правду.

Они всё знали, эти существа, и, самое главное, они не были тенью моих иных жизней. Их пристроили сюда, для чего, не знаю. Но это — структура Дома Жизни и Смерти, а потому, тут не с чем спорить.

— Правда, — сказал я, обращаясь ко всем вместе взятым, — скажите мне, где-то здесь скрывается что-то главное.

— И так, — согласилась со мной пожилая женщина-птица, — а простоту ты не хочешь узреть?

— Хочу, — ответил я.

— Но знаешь, сынок, — сказала она, — а вдруг ты должен быть лучшим, словно существо-эталон? А каким образом на тебе, как на инструменте, натягивать струны? Ты — только сам. А если тебе дать всё готовое, то ты будешь носить эти вещи, как ёж. Видел, как ёж накалывает овощи и фрукты и носит? Грибы разные.

— Разве это правда? — ответил я.

— Хотя бы в мультфильмах.

— Тогда согласен, — сказал я, — представьте, я буду мучиться, никто не поможет, а на деле окажется, что при этом есть большой, великий смысл!

— Ну что ты! Ты и так всё узнал. Почаще верь себе.

Тут мне, конечно, стало ясно, что делать тут больше нечего. Я спустился вниз, там был какой-то еще праздник, и я решил ничего не спрашивать. Я влился в толпу, и там я был сам собой. Я обменивался словами, через мой мозг проходили лица, и, наверное, в том и заключалось счастье. И правда, многое усложнено. Человеку нужно гораздо меньше, а постоянный подъем в гору должен иметь продолжение — это если бы вам сказали, что там, на вершине, вас ждёт бессмертие. Но тут начнутся новые проблемы. Для чего вам бессмертие, если вы будете словно джинн в бутылке, только с возможностью эту бутылку носить с собой.

Нет, лучше что-то узнать. Насладить глаза. Насладить душу. И — бежать дальше, и надо всё же иметь немного глупости. Надо культивировать ею ментальный огород. Иначе там будет гладко, прохладно, идеально — но человеческая форма не подходит для таких вещей.

Я выпил шампанского и вышел. Отойдя метров на сто, я осмотрел дом. Нет, это был не ДЖС, это был мой дом, я в нём жил, а потом умер, и там что-то праздновали. Я прошел по дорожке, и справа обнаружилась улица, и я подумал, что всё об этом знаю. Да, но зачем человеку собственная тень?

Я обернулся еще раз, после чего включил плеер и стоял, и молчал.

Если честно, ни грамма интересного в этой песне не было — она лишь разогревала мозг. Конечно, люди с птичьими головам были правы — посещение оказалось успешным. Я нашел свой дом, прибыл на какой-то праздник, имевший место в реальности какое-то число лет назад, чем и подтвердил, что вся информация складывается в архив очень ровно, без искажений, и если мы не можем ей пользоваться, то это наши проблемы.

Всё вместе это было внутренней полостью Дома Жизни и Смерти, и я до сих пор был здесь и смотрел на этот дом со стороны. И ведь он и сейчас где-то стоит, только постаревший. Этот дом. Да, впрочем, это не было тайной.

Я прошел по дорожке, двинулся к выходу и вскоре оказался на улице. День был большим и светлым, и там я встретил Надю, понимая, что это не Надя, а проекция, суб-личность, призванная показать мне выход.

— Тут же городок, да, — сказала Надя.

— Городок, — ответил я.

— Пойдем глядеть, что это, где это мы?

— Пойдем.

Кто такая Надя? Не важно. Она существует в мире живых, и только. Плюс к этому, она довольно хороша собой.

Мы пришли на железнодорожную станцию, и тут оказалось, что на дворе — какой-то отдаленный век, и все поезда не ездят по рельсам, но летают по воздуху. И здесь, конечно, можно было гадать — может быть, я прожил уже все свои жизни, и всё происходящее — это прогулка по архивам с полным воплощением.

— Крутые поезда, — сказала Надя.

Мы увидели склад, увидели там человека и опросили его.

— Да, так и есть, — сказал он, — а знаете, что у нас сейчас коммунизм? Так и есть. Мы движемся ленинским курсом, но так как уже все построено, что можно, мы лишь думаем, как сохранить наследие.

Оказалось, что склад этот был табачный, а сигареты было разрешено продавать только с 8 до 8.15. Мы купили сигарет из-под полы и курили прямо здесь, среди лабиринтов депо, так как тут никто нас не видел. Для поездки предлагались электронные сигареты, и мы приобрели и их.