Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

Потом я смотрел в окно — я расположился на первом этаже. Сквозь ночь пробивались огни отдельных окон, и они были стоящими на рейде кораблями. Ночь — первичная мировая праматерь. Редкие моряки, не побоявшиеся выйти в путешествие, ночуют в своих каютах.

Должно быть, где-то есть настоящий морской путь. Путь между временем, навстречу тому, о чем мы ничего не знаем. Я втайне завидовал существам, о бытие которых я мог лишь догадываться. Они, всемогущие в своих перемещениях, не задают себе вопросы о том, или другом — переходы для них просты, полёт устроен элементарнее, чем у птиц. Я не видел их, но ощущал их вселенское присутствие. Человек логичнее. Может быть, он — локальная модель, но если мысль растёт в его голове, значит, он способен меняться, принимая и любые другие формы.

В этом смысла был немалый вес. Он был серьезнее вещей простых и повседневных, и даже невероятная всемирная слава не могла постоять рядом с ним, она бы упала, превратившись в песок. А ведь мы и не затрагивали вопрос жизни вечной, или хотя бы достаточно продолжительной для того, чтобы обойти все пути, чтобы, может быть, подпрыгнуть и полететь яркой искрой к звездам.

Утром мы собрались просто. Я пояснял:

— Основная вещь — намерение. Оно должно быть лёгким.

С этой точки зрения тяжелая музыка, например — легче. Её романтика более понятна. Она заставляет делать шаги, чувствуя себя героем — хотя бы в зеркале помыслов.

Намерение — это механизм человека. Конечно, любой может сказать, и он будет вправе — стену не пробить. Но постойте, кто вам это сказал? Вы сломаетесь, вы превратитесь в кашу, и вас никто не станет варить. Забвение. Тогда надо повнимательнее посмотреть на себя — может быть, вы пропустили в себе что-то, какую-то ручку. Её просто надо было перевести в другое положение, и — можно двигаться. Говорят, что люди не летают. Нет, кто докажет, что нет? Может быть, вся жизнь происходит на резервном питании. Ампераж слишком мал. Оконечный контур выполнен на высоковольтных пентодах, и питание до него просто не доходит.

Утром я еще ждал, что Иван прибудет, но ничего такого не было. Я мог пытаться свести все свои мысли в кучу, но это была игра с самим собой, без притока информации. Я вышел на улицу, и чуть ниже, там был поворот, а за ним — магазин, и я туда отправился. Это было совсем рядом, не более трехсот метров. Магазин то ли недавно появился, то ли я его не замечал. Возможно и второе — я всегда был тут в период снега. Хотя, это не отговорка. Да, но с другой стороны, как быть без магазина? Не могут же люди жить как-то иначе. Да и потом — Козлово довольно хорошо устроено. Мне даже и не приходило в голову обойти его, может быть, если пройти по перпендикулярной улице, я обнаружу что-нибудь интересное. Но всё это слова. Нет, навряд ли тут могли быть другие торговые точки.

— А что у вас есть? — осведомился я.

— У нас всё есть, — ответила продавщица.

И правда, тут так и было — в хозяйственном отделе все товары были сложены штабелями, в метре от этого склада — одежда, и тут же — продуктовые витрины, в проходе между велосипедами — стулья, сварной мангал, коробки с лампочками, у стены — бензиновые генераторы.

— А вы знаете Ивана? — спросил я.

— Смотря какого.

— Он приезжий. Он лыжник.

— Лыжник? Конечно, знаю. Иван.

— Когда он был тут последний раз?

— Он тут всё время. Недавно заходил.

— Разве?

— Он живёт тут постоянно.

— Нет, я имею в виду Ивана, это лыжник, он тут готовился к Олимпиаде.

— Да, тот самый.

— Не может быть, — сказал я, — и что, он живёт в Козлово?

— Конечно. Уже давно.

Я пожал плечами, но надо было выбирать — идти назад или вперед, но оба направления были открыты, и я решил ничего не менять. Надо помнить — намерение. Именно оно. Конечно, человек не сильнее, чем пространства, но в нём есть модули-копии. Копии, быть может, самого Создателя. У кого модулей нет, тот, должно быть, сидит в норе. Ну и пусть сидит. Что тут отрицать? Так сделано.

— Купите что-нибудь, — предложила продавщица.

— Что же купить? Не знаю.

— Хотите, ружьё? Смотрите, вот они. Давно лежат, никто не покупает. А сдать назад мы не можем, их привезли из Птицино, но дорогу туда перекрыл туман, и, наверное, откроет лет через пять. А они хорошие, новые. Патроны есть.

— Почему же у вас никто не берёт? — спросил я.

— У нас они не очень нужны. Диких зверей тут нет. Бывают волки, но они и воют-то редко, а уж чтобы подойти — то такого вообще не было. На охоту у нас не ходят, потому что некуда ходить.

— У вас вообще никто не ходит на охоту? — удивился я. — Ладно. А разрешение?

— Я же говорю, дорога перекрыта, и проверять некому, — ответила она, — боюсь, что проверить теперь вообще невозможно.

— Хорошо. Вы считаете, что мне нужно ружьё?

— Вы собираетесь идти далеко. А там, может быть, будут звери. Хотя бы в воздух будет чем выстрелить.

— Ладно, давайте мне ружьё, — согласился я, — давайте тогда и патроны. Возьму для приличия. Может, зайца встречу.

— Берите крупные.

— Ладно, давайте.

Купил я также местных сигарет, всё остальное у меня было с собой, да я, конечно же, человек опытный, многие вещи понятны просто так — ружьё, скорее всего, не нужно. Но раз я его приобрёл — оно должно выстрелить. Но тут могла быть и логика — тишина Субконтура! Что, если придётся чем-то разрезать её. Нож не подходит. Он режет, но плоскость намерения немного смещена.

Всё это были мысли сопутствующие. Я вернулся. Мы собрались и, выйдя на край ущелья, осматривали местность. Туман вился — это было приготовление очередной причёски, вся моя внутренняя сущность готовилась к мысленном прыжку. Иначе не увидеть Субконтур. Праздный прохожий может стоять тут хоть сто лет, и его взор останется чист перед тайнами мира.

Лес, тонкая струя ручья, водяная змейка. Камни — закуска местных ветров. Последние листья поздней осени. Какие-то черные птицы, колющие собранные по лесам орехи. Мелкие зверьки, пришедшие посмотреть сами на себя посредством водяного зеркало. И вот — он вынырнул. Он напоминал прибывающий поезд, с той лишь разницей, что его появления в этот раз было внезапно. Субконтур раскрылся, словно цветок. До него было рукой подать. Через устланную плитами площадь дорога шла к нескольким ближайшим корпусам.

— Ух, — сказала Алла.

— Идём, — сказал я.

И мы пошли молча.

В этот раз всё было серьезнее — припасы были рассчитаны на несколько дней. Что касается ружья, то оказалось, что мои спутники со мной солидарны — у Бориса был обрез, и он был замотан внутрь спального мешка. Видимо, он также взял его в дежурных целях. И правильно — о Субконтуре не говорили ничего плохого. Впрочем, и ничего хорошего. Вообще — почти ничего. Но я был в себе уверен.