Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

И вот — была точка.

— Расскажу такую историю, — сказал я, — когда я понимаю, что мое я не обязательно единично, и что моя жизнь также не единично, я размышляю о том, что такое улей? Нет, я не знаю, возникает чувство стертого сознания — да, сама информация присутствует, но что же с ней делать? Недавно я понял, что со мной произошла следующие события, хотя и понятия не имею, где и когда они были.

Мы шли в горы, и это, быть может, было походом, напоминавшим мой недавний — я шел пешком и встретил автомобиль марки «Лэнд-Ровер». И действительно, мы должны были подняться, чтобы найти Пути — но та часть сознания, которая бы объяснила мне, что это за пути — но большие Пути начинались уже за перевалом, и нам надо идти. Я должен сказать, что та дорога была почти такой же, по которой мы прибыли в Козлово. Намечался дождь. По пути мы нашли какой-то домик, но на той дороге, по которой ехали мы, не было никакого навеса.

Был настоящий шторм, и вниз неслись злые потоки. Хорошо еще, что нас не смыло. Добравшись до скал, мы приступили к их покорению — итак, мы лезли как пауки. Паукам проще, но у них нет Пути. Тогда я подумал — как называется та страна, которую мы ищем. Я бы назвал ее Условный Китай, и достичь ее было почти невозможно.

Я боялся высоты, но жажда Китая была превыше всего — дело в том, что любой человек там — не человек, но символ, что в обычном мире недостижимо. Гипотетически такое могло иметь место на заре человечества. Практически, мы были наверху, и я подумал, что Китайская стена есть отражение той дороги, что идет по узким вершинам скал, идет в Условный Китай.

Облака, терзаемые ветрами, проходили ниже дороги. Один из людей-символов встретился нам по дороге — на тот момент несколько из наших друзей уже покоились на дне, под скалами — такова судьба.

Человек-символ говорил, и это были знаки пространства. Никто из нас ничего не понял, однако, было понятно, что главное золото может так же быть человеком, и это также будет человек-символ. Но что нам с ним делать, если мы его найдем? Вязать и нести на себе?

Символ дает силу. Как самому стал символом? Что даст это звание? Возможно, мы бы могли ходить по отвесным стенам, не используя снаряжение, но это могла быть лишь одна из возможностей.

Мы шли по скалам-дорогам. Мы пришли к некоему краю, и там стоял магазин, и в нем были покупатели, а все продавщицы являлись китаянками в военной форме. У них было оружие.

— Это не люди, — сказал мне товарищ.

— Да.

— Эти духи лишь прикидываются людьми.

— Я вижу.

Я думаю, что и покупатели лишь делали вид, что они люди — тем не менее, они использовали близкие нам образы, хотя вполне могли довольствоваться и какой-нибудь иной формой.

— Попробуем поймать пару форм, — предложил я.

Так мы и решили. Дождавшись, когда посетителя магазина выйдут (а выходили они к скалам и куда-то шли — никаких улиц рядом не было), мы стали вязать продавщицу, а та, что была на кассе, вдруг вынула пистолет и открыла огонь. Двое наших было убито — ничего не оставалось, как связать всех продавщиц и сбросить со скалы.

Символ был найден скоро — это был человек в пестрой одежде, который и не отрицал, что несет в себе основной смысл.

— Идем, — сказал он, — я покажу дорогу.

Мы шли скалами, шли странными дорогами, и человек-символ ошибся — поворот переводил реальность в мир наклонных плоскостей, и там были лишь отвесные гофрированные стены, празднество кубизма. Он упал в проем, мы остались ни с чем, а потому, было решено возвращаться.

Нас было трое, и, покинув скальную страну, мы поднимались по снежному склону на вершину, и не было сил, но мы упорствовали. Мы не собирались сдаваться. Когда мы были наверху, то оказалось, что никакой вершины нет — там расположен зимний лес, через который идет дорога. Я подумал, что наше путешествие подошло к концу — мы шли по дороге, и нас ждал туман, и, покинув туман, мы вышли на окраины какого-то населенного пункта — пятиэтажки мерно плыли в тумане, я и подумал, что на границе тумана, скорее всего, нет никакой жизни, и нужно дождаться, когда появится солнце и сместит время в сторону наличия жизни.

И правда, мы никого не встретили — мы шли мостками, над узкими замерзшими речками, одетыми в каменные стены. Впереди расположилась так называемая «греческая стена» — стена та шла чередованием узкого бордюра и небольших фигур, что означали знаки ментального языка предков, при чем, тех предков, о которых мы не можем узнать. Стена оказалось подлой, и мой товарищи, упав по пути, провалились в бездну. Вернулся лишь я.

Как можно было понять, Дома — это пункты. Можно сказать и другими словами. Если перед вами населенный пункт, тот весь он состоит из домов и транспортных сетей. Значит, какое бы качество ни нёс Дом, он всё равно остаётся Домом. Но если переходить в сферы, сходные с философскими, можно потерять концентрацию. Вы читали стихи, написанные, например, на техническом языке? Хотя, быть может, структурно это было бы идеалом. Но — главное не слушать никого, потому что очень много людей хочет казаться кем-то еще. Быть выше или ниже. Всё это можно распределить по двум веткам. Первая — это ощущение скорого и возможного.

Второе — это некое актёрство.

Пока, за всё время существования людей, никто не придумал ничего толкового. Но это не страшно. Достаточно, чтобы на земле в той или иной ипостаси появился человек, в котором бы сочетались черты жизни и смерти.

Мы были в нескольких городах, чтобы найти место, где находится дом, к стенам которого прикреплены пластинки из жидкого золота. У нас была своя собственная цель. Будучи главным в нашем отделе, я связывался со своими работниками посредствам современных средств коммуникации.

Мы в очередной раз ехали на поезде. Когда мы стояли в одном городе в средней России, в местах, где энергия обладает скрытым эгрегором параллельности, я смотрел в окно и видел множество локомотивов. Они словно оживали, напоминая коров или быков. Это была их сходка. Людям вместе так никогда не собраться, потому что в душах мало братства и тепла. Я, впрочем, не против сложности отношений внутри человеческого вида. Локомотив может жить лет сто. За это время многие успеют прийти, расцвести, увянуть, уйти и найти свое место на полках забвения, при чем, такой цикл может повториться и пару раз, и больше. А железные коровы всё живы, лишь бы был уход за ними.

Мы ехали в плацкарте, чтобы рассматривать людей. Морена много разговаривала. Я вообще не разговаривал. Один наш собеседник был врач, другой — работник сетевого маркетинга в области желтых таблеток. Обоим было немногим за пятьдесят. Таблеточника звали Григорием, врача — Денисом. Отчества не употребляли.