Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— А, как всегда.

— Политик С. написал книгу, мне кажется, он или тронулся, или таким и был.

— Хотите сказать, что ее надо корректировать?

— Да.

— Отдайте девушке?

— Девушку завалило. Видел картину, башня из букв уходит в небо и теряется в бесконечности. Так вот, башня упала, девушка не скоро выберется.

Хотя у девушки есть имя, но у нас так и принято говорить — девушка. Да и обращаются к ней точно так же, и она не в обиде.

— Давайте, я быстро разберусь. У меня много опыта.

— А что с этой… Как ее…

— А вы читали?

— А вот слушай, какая тут история. Как ты думаешь, сумасшествие передается? Ты же первый сказал — с текстом не все в порядке. Да я даже и читать не собирался. Открыл чисто случайно. Как нормальный человек может такое сочинить? Но слушай, я просматривал переписку, сидя в машине, и тут понял, что думаю о том, чего не знаю — при чем, думаю очень уверенно, со знанием дела. На какое-то время я совершенно не было собой. Когда это прошло, я подумал — спустя несколько секунд я уже не мог сказать, чем это было? А что, если я не только думал, но и делал?

Девушке я написал в скайпе, чтобы не выхолит из кабинета:

Здравствуйте, девушка!

Я готова,

— ответила она.

К тоннажу смысловых и буквенных завалов должен был добавиться и текст Рубина Шатинбана.

Правда, солнце чего-то не на шутку разозлилось. В тот год автоматы с квасом только начинали устанавливать, а потому, сохранялись и бочки — выйдя из офиса, я подошел к точке и стоял в очереди, состоявшей из пяти человек. Взгляд переходившего через трамвайные пути цыгана напоминал лучи — мне кажется, это был сигнал, трансферинг реальности, что угодно. Вместе с тем, я должен был убедить себя, что все это — всего лишь действие странного текста, в котором описывается метафизическое устройство реальности. Мне казалось, что именно этот цыган шел вместе с табором через безвременье, пока не пришел в таинственный город-автомат, о назначении которого можно было лишь догадываться. Он мог стоять там просто так, а мог являться огромным процессором, регулирующим потоки реала и нереала. Цыган скрылся из виду, и я понял, что стою, открыв рот.

— Вам какой? — спросила продавщица.

— Большой.

Если книга является вирусом, ее паразитические возможности должны раскрыться при прочтении, а значит, заразиться должна именно девушка — но она автомат. В перерыве или на кофейной паузе она находится в комнате для кофейной паузы, инфо-потоки пронизывают ее насквозь, а больше и будто бы испуганные глаза смотрят как будто не наружу, а внутрь, вдаль — но вы никогда не узнаете, есть ли в ней тайна. Кто-то знает явно больше, чем мы, но здесь есть вопрос понимания — дело в том, что мы не способны заметить то, что находится в другом ряду, и это ни плохо, ни хорошо — это данность, которая позволяет человеку быть транспортным средством общественной мысли, но с другой стороны, лишает всего остального. Книга может быть написана и наоборот, но девушка должна хорошо выполнить свою работу. Помню, я заглянул в ее большие глаза, но она никак реагировала — и правда, она не смотрела в мир, хотя сигарета в ее руках дымилась.

— Как дела? — спросил я.

Она ожила, и жизнь вернулась из глубин, и она даже немного улыбнулась.

— Мне понравилось про коллекции. — сказала она, — представь, за столько тысяч лет насобирать различных музыкантов.

— О…

Она больше ничего не добавила — но я думаю, случайности — вещи мелкие, и о них лучше не говорить, все прочее взаимосвязано. Но кто знает эту цепь?

Я прочитал:

— Однажды происходит смена, потому что кандидатов очень много. Если ты однажды увидел это во сне, то, может быть, ты — кандидат. Ты же не придешь лично в Её (Его) офис. Мой случай исключителен, однако, в языке используется лишь одно слово, это существительное женского пола, что не совсем верно. Это говорит лишь о том, как мало дано знать человеку, однако, тут есть и вариативность. Да кто же знает о смерти кроме того, что это конец всему? В этом и вопрос.

— А ты далеко уже ушла в этой книге? — спросил я у девушки.

Она улыбнулась и пожала плечами — и это, должно быть, была обычная вещь из арсенала всех девушек, находящихся не здесь.

— Можно было бы подумать, — вдруг сказала она, — что каждый имеет на это право, но ведь люди не одинаковы, а смерть всегда представляют в виде страшной дамы с косой, но если она не просто приходит, если это сложная работа — наверное, мужчины для такой работы подходят лучше. Ведь женщины не сделали ничего значительного, верно? Большинство серьезных конструкторов — мужчины.

Я моргнул, не понимая.

— Но на какую-то секунду мне показалось, что все это уже есть, надо лишь только вспомнить. Но вспомнить не получается. Почитайте. А?

Я пожал плечами. Компьютер открыл человеку возможность понять, что все части бытия могут быть как-то запрограммированными. Идея такова, что ты можешь о ней думать, а можешь и не думать. Каждый человек находится в любовных отношениях с самим собой, и это очень хорошая задумка.

Зачем все это написал автор, где он собрался распространять свою книгу. Людям нужна простота, дешевизна, быстрый фаст-фуд.

Душу уже взвешивали в прошлый раз, и это был совершенно другой человек, но ни у кого нет ключей, кода доступа, и вообще, понимания, с чего начинать. Для начала, нужен выступ, за который можно было бы уцепиться.

Прошлый Дежурный приглашал сессионных музыкантов из мира живых — наверняка, сами эти музыканты ничего не знают об этом. Музыкальные стили поменялись, в моду вошел сначала ритм-энд-блюз, потом — рок-н-ролл — Смерть знает толк в стилях.

— Пойду, поработаю, — сказал я, — это как-то странно действует на меня. Девушка…..

— Да?

— Когда у вас отпуск?

Она пожала плечами.

— Я тоже не знаю.

— Вы дочитали до момента, где Директор назначает отпуск отдельным душам? Хотя это нельзя назвать отпуском в точности, потому что, получается, что это сознание — вроде душа проходит цикл, а сознание сохраняется в специальной ячейке. Ну, я пойду.

Она хорошо двигалась, раньше было такое понятие, как «стан». Сейчас много других измерений.

Дачники жаловались, что нет дождя — и правда, когда же был последний дождь? Выезжая на кольцевую дорогу, можно было встретить края горизонта, что вырывался на свободу в промежутках между строениями. У ветра тут было немного больше свободы, стада машин все больше напоминали отдельные биты системы — никакого добра, двоякость смысла. Смысл есть, и смысла нет. Возможно, лучшие годы внешнего мира давно позади — теперь все решал муравейник социальной сути.

Клавиши можно было бы подключить к пулемету.

— Спринтер, — заметил Главный, — если бы проводился чемпионат мира по скоростному стуку. А? Как ты думаешь.