Анатолий Жук - Бульвар

— Это моя индивидуальность, — неестественно ответил я.

— Если мы мешаем, то можем уйти.

— Если бы мешали, я бы сказал тебе это еще по телефону. Так что расслабься и отдыхай.

Я заметил, что Валерка не без интереса бросила на меня короткий острый взгляд. Но больше ни о чем не спросила. Мы с наслаждением продолжали потягивать приятное, с чудесным тонким запахом полыни, вино. Мне очень нравились два вида этого напитка: «Вермут» и «Херес». Сейчас мы пили сухой «Херес». Острый, с легкой горчинкой, вкус, чудес­ный аромат, которому я никак не мог найти сравне­ния. Я даже иногда брал рюмочку перед выходом на сцену. Работалось тогда легче, радостнее. И на серд­це хорошо и свободно. Мне показалось, что от Валерки пахнет полынью. Вся комната наполнилась этим ароматом. Как наркоман, я глубоко вдыхал его, и хмелел больше, чем от вина.

На мгновение я закрыл глаза, и мне вспомнилось детство: я, еще совсем маленький, заблудился в огромных зарослях полыни. Полынь намного выше меня, и, как бесконечный лес, окружает со всех сторон. Голова кружилась от ее запаха. И я без оглядки, без опасений, пошел в самую глубь зарослей. Я был околдован тем, что ощутил: необычный хмельный воздух, от которого я опьянел и поплыл к облакам, к небесной синеве, а оттуда — к высоким горам, к волнообразным океанам, к желтым пескам пустыни, которых я никогда до этого не видел, но они пред­ставлялись мне как давно знакомые, уже изведан­ные. Сколько это длилось, не знаю — мне казалось, одно мгновение, — как неожиданно наступил вечер. Я проснулся. Побежал в одну сторону — непроходи­мая гуща, в другую — то же самое. Вправо, влево — везде глухая стена зарослей. А под ногами увидел белые черепа и кости. Чем дальше шел, тем больше их становилось и казалось, они начинают оживать: черепа стучать зубами, а кости складываться в ске­леты. Вокруг стало еще темнее.

Я заплакал, закричал немым голосом. Мама ус­лышала меня, прибежала, спасла. «Там живые чере­па, кости!» — плакал я на ее руках. «Нет сынок, они не живые. Это кости и черепа животных. Люди туда их выбрасывают. Надо закапывать, а они выбрасы­вают». Я, помню, еще долго после этого плакал.

И вот сейчас этот запах полыни — сильный, хмельной, почти как тогда в детстве, дурманил мое сознание.

У Валерки ноздри расширились, вздрагивают. Пот по всему телу. Темные круги от пота на плав­ках и бюстгальтере. Черные кудри прилипли к вис­кам. От жары и духоты было трудно дышать, и Валерка, как ворона, приоткрыла рот и часто дыи На лице чуть заметная полуулыбка.

Канал клипов, на котором я остановил свой выбор, крутил их один за одним. И хоть к поп-музыке отношусь безразлично, на другой не переключал.

Валерка поднялась и подошла к малышу. Наклонилась над ним, краешком простыни вытерла пот со лба. Она стояла ко мне спиной, и ее сильные бедра как два космических астероида, гипнотизировали меня до безмолвия, до глухоты. Валерка наклонилась над сыном еще ниже и как бы непроизвольно шире расставила ноги. Плавки натянулись, и ее бедра-астероиды стали несоразмерно космического объема.

Я тяжело дышал. Я был весь мокрый. Пот тек у меня даже по ушам. Запах полыни хмелил меня, как в детстве. Я потянулся, чтобы подняться, но вдруг зазвонил телефон. Заметил, как у Валерки вздрогнули плечи. Я сел на место. Телефон звонил.

Только внутренним вздрагиванием я реагировал на его звук, но не делал ни одного движения, чтобы поднять трубку.

— Телефон. Разве ты не слышишь? — подала голос Валерка.

— Слышу, — безразлично ответил я.

— Вдруг что-то важное.

— Я в отпуске, и никаких важных дел у меня нет, — спокойно ответил я. Телефон не переставал звонить.

— Можно, я возьму трубку? Вдруг Иванов меня ищет.

— Возьми.

Валерка прошла мимо меня (я чуть не задохнулся от полынного запаха), взяла трубку.

— Да... — мягким глуховатым голосом сказала Валерка. Маленькая пауза и дальше: — Есть. Одну минутку, — протянула мне трубку. — Киностудия.

Мое лицо выражало недовольство. Валерка это заметила.

— Ты будешь разговаривать или нет? — настой­чиво спросила она. Я взял трубку.

— Слушаю.

— Добрый день, — донесся из трубки женский го­лос. — Александр Анатольевич? — уточнил голос.

— Он самый.

— Вас беспокоит ассистент режиссера художест­венного фильма «Кукла», Людмила Ропат.

— Очень приятно, — банально ответил я.

— Мы хотим пригласить вас на пробы одной роли в нашем фильме, как вы к этому относитесь?

— Отрицательно.

На другом конце провода возникла пауза, потом послышалось что-то невнятное, несвязное:

— Простите... Вы... Я не поняла.

— Я не хочу сниматься в вашем фильме, — четко и ясно определил я свой ответ. Долгая пауза, после чего растерянный голос продолжал:

— Все ясно, но у нас очень интересная роль, по­верьте.

— Верю, охотно верю. Но я не хочу! — повторил я.

— В конце концов, деньги платят неплохие, хоть это и государственный фильм, даже очень неплохие, сто пятьдесят долларов съемочный день, — уже бо­лее активно наступала ассистентка, точно зная, на какие болезненные точки нажимать.

Теперь я немного замялся (деньги действитель­но по нашим меркам неплохие), но все же не усту­пал:

— Уважаемая Людмила, большое спасибо за при­глашение. Дело в том, что у меня с сегодняшнего дня отпуск, и я хочу от-дох-нуть! — специально вы­делив последнее слово, парировал я. — А денег всех не заработаешь, так что еще раз большое спасибо.

На другом конце телефона — уже совсем спокойный голос ассистентки:

— Что ж, очень жаль. Признаюсь честно: режиссер и оператор будут расстроены, тем более что они сами вас предложили.

— А кто это? — скорей по инерции спросил я.

— Режиссер-постановщик Трусов, оператор-пос­тановщик Калачников.

— Анатолий Калачников? — уточнил я, так как был еще один оператор с такой же фамилией.

— Да, Анатолий, — в голосе ассистентки прозвучало удивление моей неожиданной заинтересованностью.

Анатолий — мой друг. Он меня снимал в нескольких фильмах. И все, как говорится, с его легкой подачи. И теперь отказать ему я, конечно, не мог. Окончательно удивив ассистентку своим противоположным ответом, я дал согласие:

— Завтра в одиннадцать часов я буду у вас. Вы согласны?

— Даже очень! — довольно воскликнула ассистентка.

Я откинулся на диван, взял бокал, сделал несколько глотков вина. Оно не было уже таким холод­ным, как раньше, но вкус тот же: оскомистый, по­лынный.

— Что-то интересное предложили? — потягивая вино, поинтересовалась Валерка.

— Пробы на роль в фильме.

— Ну вот видишь, а ты не хотел трубку брать.

Сказать, что я почувствовал удовлетворение от предложения сниматься, было бы неверно. Скорее, привкус горьковатого чувства неудовлетворенности овладел мной. Зачем поддался минутной слабости? Это же не что-то срочное и неотложное, что только я один могу решать. Десяток актеров, а то и больше, нашлись бы на эту роль. И хоть я уверен, что мою кандидатуру предложил Анатолий, в моем отказе никакого предательства не было бы. Анатолий тоже, я уверен, понял бы. Так нет — черт за язык дернул. Теперь можно быть уверенным, что никакого отды­ха не получится, если, конечно, утвердят на роль.