Пэлем Вудхауз - Шалости аристократов

— Но, чёрт побери…

— Берти, — укоризненно сказал Юстас. — Не выражайся при ребёнке!

— Вообще-то я понимаю ход его мысли, — задумчиво произнёс Клод. — Мне кажется, проблему можно решить, если мы изменим свою внешность.

— Старина! — воскликнул Юстас, восхищённо глядя на брата. — Какая гениальная мысль! Наверняка не твоя, правда?

— Вообще-то мне подсказал её Берти.

— Я?!

— Только вчера ты рассказывал мне о том, как Бинго Литтл нацепил бороду, чтобы его не узнал дядя.

— Если вы считаете, что я позволю вам, клоунам, шляться по моей квартире с бородами…

— Где-то он прав, — согласился Юстас. — Мы купим бакенбарды.

— И фальшивые носы, — добавил Клод.

— И, как ты справедливо заметил, фальшивые носы. Ну вот, Берти, старичок, можешь больше не беспокоиться. Мы совсем не хотим тебя обременять, пока живём в твоей квартире.

А когда я бросился к Дживзу за утешением, он пробормотал что-то насчёт горячей крови молодых джентльменов. Никакого сочувствия.

— Прекрасно, Дживз, — сказал я. — В таком случае пойду прогуляюсь по Гайд-парку. Подай мне мои итонские штрипки.

— Слушаюсь, сэр.

Прошло несколько дней, и Марион Вардур зашла ко мне в гости на чашку чая. Прежде чем сесть, она нервно огляделась по сторонам.

— Твоих кузенов нет дома, Берти? — спросила она.

— Слава богу, нет!

— Тогда я скажу тебе, где их можно найти. В моей гостиной, в противоположных углах. Сидят, сверкают друг на друга глазами и ждут, когда появлюсь. Берти, этому надо положить конец.

— Ты часто их видишь?

Дживз подал нам чай, но бедная женщина так разволновалась, что продолжала говорить, не подождав, пока он уйдёт. У бедняжки был совершенно измученный вид.

— Я натыкаюсь на этих близнецов на каждом шагу, — пожаловалась она. — Как правило, на обоих. Они завели моду приходить вдвоём и ждать, кто кого пересидит. Скоро от меня останется одна тень.

— Знаю, — сочувственно сказал я. — Знаю.

— Так что же мне делать?

— Понятия не имею. Может, попросить служанку отвечать, что тебя нет дома?

Она задрожала.

— Один раз я так и сделала. Они уселись на лестнице, и я весь день не могла выйти на улицу. А у меня было назначено несколько очень важных встреч. Я бы очень хотела, Берти, чтобы ты убедил их уехать в Южную Африку, где, по слухам они кому-то нужны.

— Должно быть, ты произвела на них потрясающее впечатление.

— Не то слово. Теперь они начали делать мне подарки. По крайней мере, Клод. Вчера вечером он настоял, чтобы я приняла от него этот портсигар. Явился прямо в театр и отказался уходить, пока я не согласилась. Впрочем, должна признаться, вещица недурна.

Она действительно была недурна. Массивный золотой портсигар с бриллиантом на верхней крышке. И самое странное, мне показалось, что я где-то его видел. Как, разрази меня гром, Клод умудрился раздобыть денег на такую дорогую вещь, я не мог себе даже представить.

На следующий день, в среду, близнецы, если так можно выразиться, были выходными, так как дама их сердца играла в дневном спектакле. Клод надел бакенбарды и отправился шляться по Хэрст-парку, а мы с Юстасом сидели и разговаривали. Вернее, говорил в основном Юстас, а я молча мечтал, чтобы он как можно скорее куда-нибудь смылся.

— Нет ничего прекрасней, Берти, чем любовь хорошей женщины, — поучал меня придурок. — Иногда… Боже великий! Кто там?!

Входная дверь открылась, и в холле послышался громкий голос тёти Агаты, интересующейся, дома я или нет. Должен сказать, что у тёти Агаты резкий, пронзительный голос, и я впервые был благодарен судьбе, что его слышно за версту. В распоряжении Клода было всего две секунды, но он успел нырнуть под софу. Его второй ботинок исчез из виду в тот момент, когда тётя Агата вошла в гостиную.

Вид у неё был встревоженный.

— Берти, — спросила она, — чем ты занят в ближайшее время?

— В каком смысле? Сегодня я обедаю с…

— Нет, нет, я не это имела в виду. Чем ты занят следующие несколько дней? Впрочем, и так понятно, что ничем, — продолжала она, не дожидаясь моего ответа. — Ты бездельник. Вся твоя жизнь — сплошное ничегонеделание… но об этом мы поговорим в другой раз. А теперь слушай меня внимательно. Я желаю, чтобы ты поехал на несколько недель в Харроугэйт с твоим дядей Джорджем.

Тут мне показалось, что она перешла всякие границы, и я горячо запротестовал. Я ничего не имею против дяди Джорджа, но предпочитаю держаться от него как можно дальше. Я попытался объяснить положение дел тёте Агате, но она от меня отмахнулась.

— Если в твоём сердце есть хоть капля жалости, Берти, ты выполнишь мою просьбу. Твой бедный дядя Джордж испытал страшное душевное потрясение.

— Как?! Ещё одно?

— Он считает, что только полный отдых и тщательный медицинский уход смогут восстановить его нервную систему. Он говорит, в прошлом Харроугэйт неоднократно возвращал его к жизни, и поэтому сейчас желает отправиться именно туда. Все мы считаем, его нельзя оставлять одного, так что тебе придётся поехать с ним.

— Но послушай!…

— Берти!

Наступило молчание.

— Какое нервное потрясение он испытал? — спросил я.

— Между нами, — ответила тётя Агата, понизив голос до трагического шёпота, — я склонна считать, что у него просто разыгралось больное воображение. Ты член семьи, Берти, и с тобой я могу говорить откровенно. Тебе хорошо известно, что твой бедный дядя Джордж в течение многих лет слишком сильно… э-э-э… вел не совсем… гм-м-м… привык… как бы это точнее сказать?

— Закладывал за воротник?

— Что?

— Упивался до чёртиков?

— Я не одобряю этих выражений, но должна признаться, его можно было упрекнуть в неумеренном употреблении некоторых напитков. Дядя Джордж человек вспыльчивый, ну и… короче, он испытал нервное потрясение.

— Да, но какое?

— Я сама с трудом его поняла. Твой дядя Джордж обладает многими достоинствами, но он всегда путается, когда начинает волноваться. Одним словом, его ограбили.

— Ограбили!

— Насколько я поняла, незнакомец с бакенбардами и каким-то странным носом вошёл к нему в квартиру на Джермин-стрит, когда его не было дома, и украл ценную вещь. Дядя Джордж говорит, что, вернувшись, обнаружил незнакомца в своей гостиной. Он тут же выбежал из комнаты и скрылся.

— Дядя Джордж?

— Нет, незнакомец. И, если верить бедняге Джорджу, у него пропал золотой портсигар. Впрочем, как я уже говорила, я склонна считать эту историю плодом его больного воображения. Он сам на себя не похож с того самого дня, как встретил на улице Юстаса. И поэтому, Берти, я хочу, чтобы ты отправился с ним в Харроугэйт не позднее субботы.

Она величественно удалилась, а Юстас выбрался из-под софы. Судя по выражению его лица, придурок был потрясён до глубины души. Я тоже был потрясён до глубины души. У меня кошки на душе скребли при мысли о том, что мне придётся провести несколько недель в Харроугэйте в обществе дяди Джорджа.