Игорь Адамацкий - Утешитель

– Когито эрго сум! – выкрикнул К. М.

– Старо! – пренебрежительно отмахнулся Начтов. – Нынче и среднеобразованная машина мыслит.

– Я чувствую, как живое существо! – неуверенно сказал К. М., с надеждой обводя присутствующих затравленным взглядом.

– Это интересно, балда, – сказала Марина с жалостливой улыбкой. – Расскажи подробнее, что и как ты чувствовал в минувшую неделю.

– Ну… это, – замялся К. М., усиливаясь вспомнить, – это… чувствовал голод, жажду, различные позывы…

Все переглянулись и печально покачали головами.

– Я могу плакать в минуты грусти, – настаивал К. М. и понимал, что ему не верят.

– Удивил, балда, – пропела Марина и облизнулась. – Кто ж нынче не может плакать, а? Бабуся, вы умеете плакать? – спросила она П. П., и вредная старушонка ответила:

– Еще как, милочка. Стоит начать – после и не остановишься. Придумал бы, голубчик, другое доказательство живости своей.

– Товарищи-граждане! – взмолился К. М. – Как же это получается? Вот я ем пищу, и все у меня исправно работает. Значит – живой!

– Ты, старина, очереди в пивные колонки видел? – ехидно спросил Гоша. Очередь за бормотенью видел? А за водкой? Правильно. Тогда ответь: почему все пьют разное? Ага! Засуетился? Молчишь? Я отвечу: потому все пьют разное – кто сухаря, кто бормотуху из бракованной краски, а кто и водочку из обрезной доски, – потому что все настроены на разную заправку горючим. Как и полагается механизмам.

– Врете, жулики! – звонко, по-пионерски, воскликнул К. М. и сам удивился смелости в голосе и в сердце. – Я – живой как носитель самой передовой в мире идеологии! Вот вам, съели?

– И давно ты ее носишь? – сыто улыбнулся Начтов. – Не устал? Дал бы поносить мне или Гоше.

– Не хочу обносков, – сказал Гоша и ткнул вилкой в маринованную помидорину, она лопнула и повисла ошмотьями.

– Да что же получается? – продолжал возмущаться К. М. – Вы здесь обжираетесь, а в стране…

Начтов захохотал и похлопал по плечу К. М.: молодец, так всегда и отстаивай свои убеждения.

– Каков, а? – одобрила П. П. – Посмотри, как землю роет молодой сперматозоид. Огонь, а не мужик, а?

Успокоенный, К. М. налил в рюмку питья и выпил.

– Умница, а ведь с виду и не подумаешь, – продолжала П. П. – Только вот в башке у него муть какая-то. Тарабарщина, на пленку записанная. Знаете, господа, он меня замучил философией. Каждый вечер, как только стемнеет, является в гости, пьет мой чай, грызет мои сухари, острит на мой счет и разводит мутную-премутную философию. К ночи от него и от нее голова трещит.

– Да что там! – подхватил Гоша. – Вы бы посмотрели, как он себя на съемках показывает. Как бревно: ни повернуться, ни улыбнуться, ни глазами по сторонам повести не умеет. Набычится и стоит, уперши взгляд. Уж и так сорок восемь километров пленки на один его хохотальник извели. Страм, и только.

– Это еще что, – не отстала Марина, – вы бы послушали, как он по телефону утешает. – Марина передразнила голосом К. М. – Дышите глубже, успокойте мысли, подумайте о чем-нибудь приятном. У вас было что-нибудь приятное в жизни? Тьфу! – Марина сделала вид, будто плюет на пол, и плюнула. – В жизни его клиента было приятное, было, когда его или ее только что спустили с конвейера, не обтерев смазки, и он потопал в магазин. А дальше – сплошные неприятности, потому что его, голубчика, или ее, голубушку, собрали не по мировым стандартам, а как в артели в Конотопе.

Начтов постучал ногтем по бокалу, приглашая ко вниманию.

– Итак, – заключил он, – кто за то, чтобы признать нашего коллегу живым и пригодным к существованию гоминоидом?

Марина, как добрая женщина, могущая на что-то рассчитывать в перспективе, подняла руку первой. За ней нехотя проголосовал Гоша, П. П. с ехидной улыбкой и сам шеф. Молчаливый субъект с редкими волосами так и не поднял руки, и глаза уставил в тарелку, и хитро усмехался.

– Спасибо, друзья, – растрогался К. М., – постараюсь оправдать ваше доверие всем своим живым существованием. Если надо, готов пойти на подвиг и дальше. Куда пошлете.

Начтов снова постучал ногтем по бокалу.

– Вопрос второй: ты знаешь, кто мы?

– А-а-а, – загадочно произнес К. М., вспомнив, что, когда он дежурил в утешительской, за окном над горизонтом висел неопознанный объект. – А-а-а, понимаю.

– Не совсем точно, дорогуша, – по-товарищески улыбнулся Начтов. – Скорее, мы иноземляне. Дело простое: группа вперед мыслящих, осознавая, что в современном мире все меньше остается живых, – и это понятно, они вымирают от безобразия дурацкого жизнеустройства, – решила тех, кто еще остался в живых, выявить в плотной массе автоматизированных особей, проверить по всем параметрам, как мы проверяли тебя, чтоб избежать подделки или лазутчика, затем, живого, спасти в другое место.

– Ну что ж, – довольный, согласился К. М. – Вполне разумно. Действительно, живому, теплому, страждущему и мятущемуся, – заносило его, – все труднее и невыносимее пребывать среди автоматов.

– Приятно иметь дело с умником, – густо похвалил Начтов, и сидевшие за столом, всякий по-своему, закивали в знак согласия, и даже молчаливый персонаж с редкими волосами и таинственной ухмылкой на морщинистом лице, и тот важно кивнул. – К тому же, – продолжал Начтов, – за время твоей проверки в качестве утешителя ты помог нам выявить целый ряд признаков, по которым легко устанавливаются параметры живости того или иного экземпляра.

– А если я не согласен? – спросил К. М., подозревая обман.

– Не понял, – немного обиделся Начтов, – на что не согласен?

– Не согласен переселяться в вашу компанию?

Гоша от удивления чуть не подавился смехом.

– Тебя не просят, старина. Ты у нас на биолокаторе, и ни в каком пространстве в пределах Солнечной системы тебе не укрыться.

– Надо подумать. Надо уходить, – сказал К. М., поднимаясь и стоя у стола, обводя взглядом лица, ища насмешки или намека, что все происходящее шутка. Мне можно подумать? Я не могу сразу решиться. Это очень серьезно.

– Подумай, дорогуша, подумай, – по-дружески улыбался Начтов и совал в карман К. М. денежные знаки. – Думай быстрее. Время не ждет. Впе-ред, вре-мя! Вре-мя, впе-ред! – смеялся он.

– И женщины там есть? – глупо спросил К. М., все еще боясь повернуться спиной и уйти.

– Ух, стрекозел! – восхищенно взвизгнула П. П. – Там у нас такие бабенки, тебе и в бреду не снились. Мы тебя на племя пустим! – гадко засмеялась она.

– Не надо меня на племя, не надо! – просил К. М., пятясь боком-боком к двери. – Спасибо за доверие, большущенькое спасибочки.

– Мамочка! – крикнул Начтов. – Проводи гостя! Они торопятся!

Молчаливая женщина, одетая до шеи в темное платье, безмолвно проводила К. М. до прихожей. Перед дверью он изловчился и с возгласом «ах, ягодка» ущипнул мамочку ниже спины и ледяно ужаснулся: место ущипа было гладко и твердо. «Пластмасса», – подумал он. Мамочка безо всякого выражения лица повернула его за плечо к двери, подтолкнула на площадку и залязгала дверными механизмами.