Александр Торин - Дурная компания

— Ефим, посмотрите, пожалуйста, — говорил он. — Мы сделали отверстия в этой планке: я предусмотрел четыре по бокам, чтобы можно было повернуть блок, но решил перед тем как пускать деталь в производство, еще раз вам показать чертеж.

— Слушай, — лицо Ефима как-то брезгливо сморщилось. — Слушай, слушай, слушай, — он раздраженно закрутил головой. Звучало это по-английски так: «Листен, листен, листен, листен» с сильным русским акцентом, — Потом, потом. Я ничего не хочу видеть. Делайте все сами, я в эти дела не вмешиваюсь. Мы же говорили об этом вчера. Вообще никаких отверстий не надо, не нужны они и все, я же тебе все уже объяснил.

Лицо пожилого господина с усиками выразило недоумение.

—Ефим, вы же вчера сами попросили меня сделать отверстия, вот я и пришел вам показать…

—Листен, листен, листен, сколько можно меня отвлекать? — небрежно сказал Ефим. —Ну сделал ты эти отверстия, хорошо, пускай деталь в производство. Черт с ним, мы потеряем пару десятков тысяч, что я могу поделать? Просверлим отверстия, пусть будут. Да, сделай их, это неплохо даже смотрится. Красиво, да? — Ефим надел очки и стал рассматривать чертеж. — Сделай, только не четыре, а шесть. Но вообще-то они не нужны, я же вчера тебе говорил, что не надо никаких отверстий! Ну сделай парочку, может быть, они пригодятся. Ну ты же видишь, никаких отверстий не надо. Я чего хочу, чтобы вы все сами думали. И берите на себя смелость принимать решения. Вот ты просверлил отверстия, приди ко мне и скажи: «Ефим, я их просверлил». Ну представим себе, что ты неправ, да, конечно, неправ! Ну и что? Так и скажи: «Неправ!», не бойся признаться в ошибке. Я тоже делал много ошибок. Но отверстий никаких не делай, не трать время, все эти дырки убери и пускай деталь в производство. Ты понял, о чем я говорю?

—Хорошо, Ефим, все понял, Ефим, будет сделано, уже иду! — седой господин свернул чертеж и быстрым пружинящим шагом ушел куда-то в глубь здания.

Только что услышанный диалог меня поразил, но я пока решил ничему не удивляться. Андрей сделал шаг навстречу Ефиму.

—Ефим, — вот это тот самый парень, о котором я вам говорил, — сказал он по-английски.

—Так вот ты какой! — Ефим перешел на русский, чуть посмеиваясь и одновременно окидывая меня взглядом с ног до головы. Взгляд его пробежал по моим черным лаковым ботинкам с длинными носиками, брюкам, пиджаку, галстуку. Ноздри его чуть раздулись, и мне вдруг показалось, что он принюхивается. По-видимому, мой облик его удовлетворил, он улыбнулся и приветливо протянул мне руку. — Ну пошли, поговорим. Я так мучаюсь, ты же сам видел, вокруг сплошные идиоты. Ну ты же слышал, дырку не в состоянии просверлить! Не могут элементарную вещь сделать уже два года, я двадцать миллионов на этих дырках потерял! Совершенно не могу найти толковых, да даже не толковых, просто нормальных инженеров. Сейчас поговорим, только давай на минутку в сборочный цех зайдем. Мне надо проверить, что эти бездельники там натворили! — Он подошел к двери на которой было написано «Вход только для сотрудников компании», и потянул за ручку.

За дверью открылся огромный ярко освещенный зал, с рядами столов и огромным количеством ящичков и полочек с какими-то металлическими деталями, проводками и винтиками.

—Пошли, пошли, посмотришь на то, как мы живем. — Ефим усмехаясь прошел в дверь. Мы следовали за ним в некотором почтительном отдалении. За ближайшим столом сидела женщина с ярко выраженными мексиканскими чертами. Она доставала из маленькой коробочки крохотные детальки, ловко соединяла их с детальками побольше с помощью пинцета и складывала результаты своей работы в другую коробочку. Ефим остановился около стола.

— Ну, как дела? — спросил он, снова перейдя на английский. Не дожидаясь ответа, он надел очки и стал похож на доброго старого дедушку

—часовщика из кооперативного киоска. Неожиданно лицо его помрачнело. — Где новое крепление? — он пристально поглядел на Андрея. — Я же говорил Леониду, чтобы он прекратил собирать старые подставки, вы меня до инфаркта доведете! Ну-ка вызови его сюда!

Андрей семенящим шагом подбеждал к телефону, нажал на кнопку, и с потолка заревел его голос, с неизбывным русским акцентом, усиленным громкоговорителями: «Леонид, 278! Леонид, Ефим по номеру 278!». В голосе Андрея слышалась грозная решительность, не оставляющая сомнений в том, что произошло нечто серьезное. Тут же раздался гудок, и Ефим взял трубку.

— Леонид, — прорычал он, — что происходит? Я подхожу и вижу, что вы до сих пор собираете старые подставки! Я же вчера приказал остановить все и отправить всех сборщиков домой до тех пор, пока новые детали не поступят!

На другом конце линии еле слышался объясняющий и извиняющийся голос Леонида.

— Листен, листен, листен, листен, к черту заказчиков! — Повысил голос Ефим. — Они подождут, я не желаю больше старую подставку видеть. Хорошо, я завтра проверю. — Он бросил трубку. — Иди домой, иди домой, отдыхай, к детям, уже поздно, — ласково сказал он женщине. — Они дают тебе бесполезную работу, не думают. Один я должен за всех думать. Приходи завтра с утра, начнешь собирать новую подставку. А это все выкини, все равно не нужно.

Женщина с уважением смотрела на Ефима снизу вверх.

— Хорошо, хорошо, Ефим, — пробормотала она, накинула пиджак и встала из-за стола.

— Что значит хорошо? — Ефим начал раздражаться. Он схватил ящик с маленькими блестящими металлическими детальками и швырнул их в мусорную корзину. Детальки с шорохом скользили по обрывкам бумажных листов, проваливаясь в темную глубину ящика. — Вот это хорошо! — Ефим удовлетворенно отряхнул руки. — Ну вот видите, — уже спокойным голосом и по-русски сказал Ефим, обращаясь к нам. — Вот такие неинтересные проблемы приходится решать. А что делать, ведь в одну секунду прогоришь и по миру пойдешь. Ну пойдем, поговорим.

Мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет Ефима. На письменном столе стояли несколько фотографий, на которых Ефим сидел с какой-то женщиной и маленьким ребенком. На другой фотографии ребенок был уже постарше, и в нем можно было узнать симпатичную девочку, похожую на отца. На третьей фотографии Ефим был в компании друзей, явно российского происхождения, с безошибочно узнаваемыми лицами интеллигентов шестидесятых годов. Впрочем, фотография эта явно была сделана уже за пределами одной пятой части суши, что безошибочно можно было определить по просторной комнате, камину и обилию импортных напитков на столе.

Ефим сел за стол и вздохнул. — Ну, рассказывай, — сказал он, обращаясь ко мне. — Вот он, — и он кивнул в сторону Андрея, на лице которого мгновенно возникла почтительная улыбка, — рассказывал о тебе. Значит наукой занимаешься, в Израиле живешь? Там хорошая наука, есть сильные люди, я ведь там почти год прожил, только сбежал — работу в Англии предложили, но вот попал сюда и застрял, здесь затягивает, ты знаешь? Удивительное место! Ты вроде нормальный, я ведь людей хорошо вижу, у меня интуиция, парень толковый. И по-английски говоришь. — Ефим вдруг перешел на английский. — Машину водишь, знаешь, как на Западе жить, самостоятельный. Ведь когда в Израиль уехал, никто тебе не помогал, сам карабкался? А там условия жесткие, не то что здесь. Я это в людях уважаю. Здесь ко мне ребята приезжают из России на все готовое, жизни не знают, получают все сразу, квартиры, машины, деньги. Я, когда приехал, полы мыл за тридцать центов в час, не то что они, — и он качнул головой в сторону Андрея. — Ведь нет у тебя проблем, правда? И зарплаты хватает?