Лебедев Andrew - New-Пигмалионъ

– Через одного придуманные, – ответил Дюрыгин, – но зависит от шоу, некоторые на девяносто процентов правды, а некоторый на сто процентов постановочности.

То, что в ее жизни произошла, наконец, крутая перемена, Агаша осознала, когда получила из рук Дюрыгина месячный многоразовый пропуск на телевидение.

Вот эт-то да!

Видела бы Натаха!

Монахов оказался очень симпатичным, милым, мягким и покладистым малым, как бы сказала Натаха, без понтов.

Внутри у Агаши все кипело-клокотало.

Назвать это состояние волнением – было бы профанацией, сознательным принижением уровня высшего душевного напряжения. Она не волновалась, ее просто всю трясло от переполнявшего ее ожидания. Кровь ее уже была перенасыщена обильным адреналином, а мозг еще сдерживал рвущееся в бой тело, держа его на тормозах.

Состояние ее было похоже на дрожь реактивного лайнера на взлетной полосе, когда пилоты уже вывели все турбины на максимум оборотов, и они ревут на форсаже, сотрясая самолет нервической тремой, а колеса шасси еще стоят на тормозах и сам самолет еще не стронулся, ждет…

Абрам Моисеевич рассказывал Агаше, как он сам боролся с предстартовым мандражом, когда его – некогда тоже начинающего шоу-мэна тоже поперву трясло от волнения.

Он выпивал в буфете концертного зала две рюмки хорошего коньяку.

И все как рукой снимало.

– Принимать элениум или другие седуксанты не советую, – говорил Абрам Моисеевич, – переуспокоишься, достигнешь пофигистского состояния и будешь на сцене как рыба вареная. А должна быть живчиком – кровь с молоком! А коньяк тоже не могу рекомендовать, привыкнешь. А бабы в отличие от мужиков в пять раз быстрее спиваются.

Агаша вспомнила Лену Братухину – подругу школьную, с которой пол-года встречалась, приехав в родную Тверь проведать мать.

Лену встретила на вокзале.

Та была с утра пьяная, вся в синяках.

– Ой, Агашка, подруга моя лучшая, – бросилась к ней Ленка.

Агаша с брезгливостью дала ей на пиво и на сигареты и поспешила отчалить.

А Ленка, та была счастлива.

Вобщем, ни таблеток, ни коньяку Агаша себе не позволила.

А Монахов, предупрежденный Дюрыгиным, что Агаша девушка хоть и начинающая, но надежды подающая, отнесся к дебютантке с душевным вниманием. И не смотря на свою звездную дистанцию, которая в студии подчеркнуто соблюдалась, демонстративно поддерживаемая недоступно-гордыми ассистентками и секретутками, шпынявшими простолюдинок из массовки и не особо жаловавших профи, не достигших статуса звезд, с Агашей Монахов был мил. И почти что даже едва не ласков.

Видимо Дюрыгин многое значил для Монахова.

– Агашенька, твой выход будет вторым, хорошо? – участливо предупреждал ее заполошный своею занятостью Монахов.

Она кивала.

Она уже все поняла.

Никаким прямым эфиром тут и не пахнет, можно не волноваться, если она оговорится или оступится и упадет, этот кадр из передачи вырежут, а ее переснимут еще раз вторым прогоном.

Передачу снимали аж на середину сентября.

В общей гримерке над артистами колдовали две девушки-визажистки.

Красивые, мелированные, в модных джинсиках, выглядывающих из под рабочих форменных халатов с фирменной надписью "Монахов-Монахов" по спине.

Рядом с Агашей в кресле гримерши сидела, страшно подумать, сама Анна Лиске.

Певица из того самого ансамбля.

Анна должна идти в первом блоке.

У нее тоже своя роль, она расскажет, как несколько лет тому назад у нее был роман с одним из богатейших людей Москвы.

– Первый раз? – улыбнувшись и подмигнув Агаше, спросила Лиске.

– Типа того, – сглотнув слюну, ответила Агаша.

– Ничего, привыкнешь, – ободряюще сказала знаменитая артистка, привычно подставляя визажистке свое широко разрекламированное телевидением красивое лицо.

Агаша вышла из гримерки и заглянула в студию.

На трибунах скучали девушки из массовки.

Такие-же, какой была она сама еще полтора месяца тому назад.

Вот они глядят на нее, эти девушки из общежитий, глядят, и думают, какая Агаша счастливая. Она снимается в шоу у самого Монахова.

И не знают, что полтора месяца назад Агаша почитала за счастье, что ее вообще пустили бы сюда в АСБ-1 хоть на самое захудалое шоу в самую безликую массовку.

Вот как судьба может вмиг изменить любую жизнь.

Съемка задерживалась.

Нерадивые секретутки что-то перепутали и Монахову принесли какую-то не ту часть сценария.

Он ворчал, ругался, а потом вообще вышел куда-то из студии.

– Всем просьба не расходиться, – обращаясь к массовке сказала молоденькая но с не по молодому усталым лицом. тонконогая ассистентша.

– А мы можем сходить пока кофе попить, – снова подмигнув, сказала Агаше Анна Лиске.

– Вот ничего себе, – внутренне охнула Агаша, – думала ли она про себя еще месяц назад, что вот так вот запросто сама Лиске предложит ей пойти побаловаться кофейком.

Пить какаву и курить сигаретки пошли не в общий буфет, что на первом этаже справа от проходной, а поднялись на лифте в редакцию.

Секретарша Ирочка любезно открыла им переговорную, обставленную кожаными диванами и креслами ядовито-желтого цвета.

Агаша присела и чуть не утонула.

На стеклянную столешницу все та же Ирочка поставила перед Лиске и Агашей две чашки кофе, пепельницу и блюдце с сахаром и дольками лимона.

Бывшая официантка Агаша оценила сервис.

– Давно на Москве? – сощурившись от сигаретного дыма, спросила Лиске.

– Больше года, – ответила Агаша.

– Молодец, быстро у тебя с карьерой, самому Дюрыгину понравилась, далеко пойдешь.

Агаша не знала что и ответить на такую ободряющую похвалу.

– А где он тебя нашел? – поинтересовалась Лиске.

– В кафе где я работала он сумочку свою забыл, а я его догнала и отдала.

– Ну, значит это Судьба, – сказала Лиске, – значит Ангел твой тебе помог.

В это время на шее у Лиске тихохонько затенькал ее телефончик – маленький такой, не больше медальона.

– Алло! Уже идти? Иду.

Лиске поднялась, одернула задравшуюся и обнажившую ухоженное тело маечку.

– Пойду, зовут, а ты еще можешь посидеть, твой выход минут через сорок, не раньше.

Инсайд про-эпи-логус:

Натаха размечталась. Размечталась, как приедет на новенькой машине, на ярко красной двухдверной Пежо 407 – "купе", приедет сперва на Войковскую к своему ларьку, где как раз будут Тофик с Исмаилом, будут в это время стоять и перетирать свои вонючие мелкие торговые дела на своем тарабарском гортанном наречьи.

Она подъедет, а за ней черный джип-гелентваген с ее телохранителями.

И она скажет телохранителям, – а набейте-ка морды этим хачикам.

И Тофика с Исмаилом станут бить.

И так, и этак, и как Ван-дам бьет своих врагов, и как "Крутой Вокер", и как Джеки-Чанг…