Лебедев Andrew - Смоляночка

Много мыслей крутилось у нее в голове.

И одною было то, что наверное ее привезли для тайного интимного свидания с какой-то важной особой…

Причем особа эта была настолько важна и влиятельна, что увозя ее из нового замка на Фонтанке, гвардейцы не боялись императорского гнева… Ведь наутро Даша могла пожаловаться, что ее – фрейлину, пожалованную шифром самим государем, так бесцеремонно похитили среди ночи. Значит, свидание предстояло с одной из самых влиятельных персон!

Неужели она глянулась кому-то из наследников?

Александру Павловичу или Константину Павловичу?

Ах, как это импозантно!

И сейчас вот – сюда, в эту комнату, где оставили ее молчаливые гвардейцы, войдет пылкий августейший любовник и пав на колено станет умолять ее о близости!

Но Александр Павлович, как Дашу уже успели просветить ее новые товарки – фрейлины, предпочитал общение с друзьями гвардейцами. И с другом Адамом Чарторыйским прежде всего.

Юные фрейленки рассказывали, как порою их приглашали на тайные содомические пирушки, где пьяные гвардейские офицеры – голяком ласкали друг дружку и средь них был наследник – Александр Павлович… А девушек они приглашали как бы для разнообразия.

– Ах, как это гадко! – воскликнула Даша, когда впервые услыхала рассказ о подобном игрище августейшего шефа Семеновского полка и его офицеров, – это же свальный грех и содомия!

– Ах, саму тебя позовут и тоже присоединишься, как миленькая, – хмыкнув ответила все уже повидавшая Анечка Голицына, – а потом это так возбуждает, когда мужчина с мужчиной, и ты вместе с ними, так возбуждает!

Даша сидела ни жива – ни мертва, когда вдруг послышались тихие шаги и наконец отворились двери.

– Знаешь меня? – спросил вельможа в золоченом парчовом кафтане с погончиком для орденской ленты… Сами ленты государь отменил и ношения их – запретил.

– Знаешь меня?

– Знаю, ваше сиятельство, – скромно потупив взоры ответила Даша, – вы Александр Андреевич светлейший князь, кто же вас не знает?

– А коли знаешь меня, – сказал светлейший, – так и раздевайся да ложись…

СЦЕНА ИНТИМА (Губаревский – срочно!) …

– Будешь Даша России служить этим самым местом своим, – сказал Александр Андреевич, указательным пальцем ткнув Даше в ее нежные промежности, – а не послужишь, так и убьем, поняла?

Когда ее всю еще дрожащую, те же два гвардейца везли назад в замок, она вспоминала все те железные… Нет, чугунные слова светлейшего князя…

– Будешь махаться с теми, на кого укажу, поняла? А что они говорить станут, все запоминай и мне докладывай. В том и служба твоя России и ее государю будет. А не то отдам солдатам чухонско-лифляндского полка. Отдам им после бани на забаву.

И с первым велел сойтись с этим… С англичанином.

С Витвордом.

Николенька Каменский и Ванечка Дибич-Заболканский стреляются на шести шагах. А начальство заминает скандал.

Смешными и забавными измены и их разоблачения получаются только в анекдотах, а в жизни же все выходит весьма драматично.

Nobless oblidges… Как много смысла заключено в этом коротеньком выражении!

Гвардейский офицер всегда говорит другому гвардейскому офицеру "ты", даже не будучи знакомым с ним, даже не будучи представленным. А гвардейцев Петербурге – два корпуса кавалерии, да корпус гренадер. Гвардейская пехота – Семеновский, Измайловский, Преображенский, Финляндский полки…

Гвардейская кавалерия – полки Лейб-гусар, лейб-уланы, лейб-драгуны, а еще два полка Его и Её величеств конно-гвардейцев-кирасир. А еще гвардейская артиллерия и гвардейский экипаж. И еще, и еще, и еще… И этими более чем двадцатью тысячами солдат, расквартированных в Петнрбурге, командовали полторы тысячи господ-офицеров… Дворян и дворянчиков. Родовитых и не очень. Но всех без исключения – подчинявшихся правилу – что ПОЛОЖЕНИЕ и ПРОИСХОЖДЕНИЕ – ОБЯЗЫВАЮТ.

Что если ты – офицер и дворянин, то честь свою обязан защищать…

А офицеров в Петербурге было очень много.

И все они хотели любовных приключений. И поэтому, ссоры из-за барышень происходили ежедневно. И дуэли были в Петербурге явлением более чем обыденным.

Ноблес – оближ. Положение обязывает. И если у простых солдат и унтеров происходивших из рязанских и малороссийских крестьян, если у этих простых солдат – что поссорившись в трактире из-за красивой бабенки-чухонки просто подрались на кулачках, да пустили друг дружке юшку из носа, да на том и помирились, то у господ офицеров все обстояло иначе.

К барьеру.

Под граненый ствол дуэльного пистолета!

Таков был Питер.

Государыня матушка-императрица за возведение ее на трон, жаловала своих офицеров-гвардейцев тысячами душ и тысячами десятин земли… И милостиво позволила не служить…

Но как же не послужить – За эти то привилегии, данные им государыней? И дворяне служили. А служба – это война.

А война – это готовность отдать свою жизнь. А эта готовность требует храбрости.

А в мирное время – что же так еще не развивает эту храбрость, как не дуэли? …

Секундантами Каменского были штаб-ротмистр Краузе и поручик Бонч-Задунайский.

Они пришли к Ване Дибич-Заболканскому на его квартиру, когда тот еще только завтракал.

– Мы уполномочены заявить, – начал было раздувавшийся от собственной значимости Бонч-Задунайский, которого по молодости, все товарищи в полку называли просто Бонч.

– Дайте пожрать, ей Богу, – взмолился Ваня Дибич, – почему ваша уполномоченность не может подождать?

Задунайский с Краузе вышли в прихожую и там дожидались, покуда Иван не закончит свою трапезу.

А трапаза была теперь испорчена, и подававший своему барину денщик Ефимка был отослан вместе с серебряным подносом, на котором так и остались недоеденными кусок холодной телятины, два куриных яйца, в смятку, как любил барин, да теплый филипповский калач с Невского…

– Нутес, господа, – выйдя в сени, обратился к офицерам Иван Дибич, – в чем ваше уполномоченное дело состоит, позвольте узнать?

Иван прекрасно понимал, что Краузе с Бонч-Задунайским пришли объявить себя, как секунданты Каменского, но он продолжал изображать холодное недоумение.

Сидевшие на сундуках и курившие, покуда хозяин квартиры завершал свой завтрак, Краузе с Бончем встали и теперь тоже выдерживали паузу.

Иван подчеркивая свое абсолютное спокойствие, застегивал манжет на все четыре уставные пуговицы и застегнув, принялся натягивать тонкие кожаные перчатки.

Сперва левую, потом правую.

– Мы имеем честь передать вам, господин корнет, что известная вам особа, а именно поручик Каменский, желают драться с вами, – сказал Краузе, ища, куда бы бросить папиросу, – и драться безотлагательно, – вставил распираемый от собственной значимости Бонч-Задунайский.