Лебедев Andrew - Смоляночка

– А кто эта барышня из фрейлин, на которую государь показывал? – спросил Иван.

– Эта, что с Нелидовой была? – уточнил генерал, – это из смолянок, новенькая, дочь покойного бригадира Азарова, упокой Господи душу его…

– Азарова? А звать как? – спросил Иван.

– Дарья Андреевна она, – ответил генерал попыхивая голландским табачком, – а что, корнет, ты уже забыл про свою Надин Золотицкую?

Иван снова покраснел и засмущался.

– А говорят, будто мадмуазель Золотицкая шпионка аглицкая, ужели правда? – спросил он простодушно.

– А ты бы не совался более в гадюшник этот, – хмыкнул генерал, – целее бы был, ей Богу! Салон этот на Фонтанке это же место не простое! Там черт-и-что творится, там уши и аглицкие, и датские, и французские изо всех углов торчат.

– Так значит, правду говорят? – снова спросил Иван.

– А ты думал, при нонешнем строгом нашем государе, отчего такие вольности в салоне этом позволяются, будто при Елисавет Петровне или при матушке государыне Екатерине? Ты думал, почему?

– А… – невнятно промямлил Иван.

– Вот то-то! – назидательно подняв палец, подытожил генерал, – так что, держись как ты корнет подальше от этих мамзелек Золотицкой и иже с ней.

– А с Дашей Азаровой можно? – простодушно спросил Иван.

– А с этой, – подумав хмыкнул генерал, – с этой можно! …

С Каменским после дуэли устроили мировую пирушку.

Напились как зюзи.

В пирушке участвовали еще Мошков, Краузе, Желтухин и Нейдгарт.

Все напились, а потом принялись чудить.

Решили поехать в зверинец, что держал итальянец Вито Тиццони, и там напоив медведя пивом, устроить с ним сеанс греческой борьбы.

Но по дороге, вместо зверинца, попали в турецкие бани крымского татарина Гирея.

– Зэлаете девоцэк? – спросил хозяин, когда утомившись от горячего пара и паров вина, офицеры окончательно разомлели на горячих мраморных плитах.

– А что, Гирей, а татарок на такой случай держишь? Или чухонок с Литейного нам подсунешь? – спросил Каменский.

– Можно и татарок, – сладко ухмыляясь, сказал Гирей.

– А есть у тебя не черненькие, а светловолосые татарки? – спросил Каменский.

– За хороший дэньга всё найдем! – сказал Гирей.

Выходя из заведения Ахмед-Гирея, Иван сказал Каменскому, – не журишься на меня из-за Надин?

– Да что ты, братка! – воскликнул Каменский, хлопая приятеля по спине, – на войне такого товара много будет в обозе нашем, вот увидишь!

– Эх, кабы скорее война! – вздохнул Иван – Что, крестов на грудь захотелось, корнет? – хохотнул Мошков.

– Это он своей новой любови – Дашутке Азаровой в ментике с крестом показаться хочет, – вставил Нейдгарт.

– Будет тебе война, корнет, – пообещал Краузе, – и если не с Англией, так с Францией, но будет!

Иван узнает, что Даша тоже шпионка, и ему невольно приходится ей помогать в ее нелегком шпионском деле.

Залезть к Даше в спальню не составило особого труда. Гвардейцы народ остроумный.

В траве на внутреннем откосе рва ими была припрятана деревянная лестница. И офицеры, лазая к фрейлинкам на амурные свидания, пользовались этою лесенкой, всякий раз аккуратно кладя ее на место и присыпая ее пучками травы, дабы не бросалась в глаза. А когда один раз шибко дотошный унтер из преображенцев, объезжая дворец по внешнему периметру рва, зоркими глазами увидал на той стороне лестницу и доложил об этом своему капитан-поручику, тот сказал ему, и предложил немедля доложить дальше по команде, де во дворец шпиёны готовятся проникнуть, капитан поручик, взяв унтера за глотку, прошипел – не твоего ума дело, дурак…

Потому как сам капитан-поручик не раз лазал по этой лестнице в высокое окно высокого бельэтажа, где ждали его страстные объятия одной из фрейлинок её величества.

В тот день лейб-гусары несли службу во дворце.

И Иван нашел случай, чтобы подбросить Даше записочку.

Он даже загадал, если получится подбросить записку до обеда, то выгорит дело. А если не увидит фрейлинку до пяти часов, то значит дело – швах.

Но в без четверти пять, Даша вместе с Нелидовой зашли в будуар ея величества, где возле дверей дежурил влюбленный корнет.

– Сударыня, вы изволили уронить, – сказал Иван, протягивая Даше платок с вложенной в него запиской.

– Ах, ничего я не роняла, – сказала Даша, но машинально платок из рук Дибич-Заболканского приняла.

– Вот так-то, растеряха, – с укором сказала Нелидова, – сама не замечаешь, что из рук у тебя валится…

Сердце в груди Ивана билось: тук-тук!

Ждал, как женщинывыйдут из будуара государыни, каким будет Дашенькин взгляд – благосклонным или негодующим?

В записке он написал:

Mon Amour!

Cesoir, mais jamais…

Le funetre de toi – cet bien connue…

Полтора часа, покуда фрейлены были у государыни тянулись, словно полтора суток.

А когда подпоручик Небольсин пришел сменить Ивана, дабы тот пошел обедать, Иван зашикал на того, – иди ты, брат к черту, у меня тут дело амурное!

И вот дамы вышли.

Иван щелкнув каблуками, сделал шашкой salute a -la garde.

И тут Даша так посмотрела на него.

Так посмотрела!

И плечиком повела.

А когда прошла с Нелидовой до следующих дверей, возле которых дежурил поручик Рихтер, вдруг обернулась, и тоже, так посмотрела, так посмотрела, прямо обожгла!

Сегодня, или никогда! – выдохнул Иван, как выдыхают залпом выпив стакан водки. ….

В окошко к Азаровой Иван полез по той самой лесенке.

По правилам, разработанным офицерами, охочими до фрейлин, влезши в окно, лестницу надо было обязательно оттолкнуть, дабы она не стояла и не маячила на фоне стены, точно указывая объезжающему дворец наряду – где и в какое окно во дворец залезли враги. Кто его знает – какой дурак в разъезде попадется – поднимет шум, караул вломится чего доброго в комнату к девушке, а там у нее гвардеец!

Иван влез, оттолкнул лестницу и услыхав, как она глухо стукнувшись оземь, упруго задрожала в траве, постучал в окошко.

Тихонечко так постучал…

Никто не ответил.

Свободно стоя на широком подоконнике, Иван раскрыл незапертое окно.

– Не ошибся ли? Не хватало бы еще не к той барышне в спальню завалиться!

Но комната была ее.

Вот она сама – Дашенька.

Лежит на кровати.

Спит.

Или притворяется спящей.

Конечно же притворяется, разве может девушка спокойно спать, получив от лейб-гусара письмо, что нынче ночью он будет ее гостем!

– Tu dorm? – жарким шепотом спросил Иван.

Девушка не ответила.

Ах, кабы знал глупый и неопытный корнет, как она готовилась, как она репетировала, принимая эту позу, в которой он застал ее. Позу, в которой было выверено все – и сколько вершков одеяла будут прикрывать ее прелести, и сколько вершков рубашечки будут эти ее прелести приоткрывать, покуда сама будет притворно изображать глубокий сон.