Лебедев Andrew - Эдельвейс

– Гюнше, заберите Блонди, пожалуйста, – крикнул Гитлер двухметровому эсэсовцу, молча наблюдавшему издали за прогулкой своего вождя.

Оскар Гюнше – блондин, красавец, штурмбанфюрер ваффен СС, был личным секретарем и телохранителем Адольфа Гитлера. Он был настолько красив, что с него можно было писать портреты идеального германца – хозяина и властелина Нового порядка, истинного немца Будущего Тысячелетнего Рейха.

Гюнше поймал Блонди за ошейник и увел собаку в неведомые собачьи кулуары.

– Мой фюрер, – начал Гиммлер, воспользовавшись наступившей паузой, – меня беспокоит состояние дел в ведомстве рейхсминистра авиации Геринга.

Гитлер стоял вполоборота к говорившему и казалось не очень его слушал. Фюрер глядел вдаль, в горы и взор его был как бы слегка затуманен.

– Наша авиация не может долететь до главных нефтяных месторождений русских в Баку и разбомбить их, как англичане это делают с нашими нефтеперегонными заводами в Плоэшти, и все это потому что рейхсминистр Геринг сделал ряд непростительных стратегических ошибок. Вместо погибшего в автокатастрофе национального героя Удета, он поставил на пост ответственного за поставки новой авиационной техники маршала авиации Мильха. А ведь Мильх – еврей! И не потому ли наши Люфтваффе так и не получили дальних четырехмоторных бомбардировщиков?

Потому что Мильх заказывает для Люфтваффе только легкие одномоторные и двухмоторные самолеты? У нас есть данные, мой фюрер, что еврей Мильх получает комиссионные от коцерна Мессершмитт – Бёльков-Бломм. Он заказывает нашим авиапромышленникам не те самолеты, которые нужны фронту, а те самолеты, которые Юнкерсу и Мессершмитту легче изготовить.

Гиммлер сделал паузу и продолжил говорить.

– В тоже время сам рейхсминистр Геринг окружил себя недопустимой роскошью. Этот его дворец Карингхалле, он стоит сорок миллионов рейхсмарок, на эти деньги можно было бы построить двести четырехмоторных бомбардировщиков дальнего действия и разбомбить Баку. И разбомбить Баку, чтобы отрезать силы русских под Сталинградом от горючего для их танков и самолетов.

Гиммлер внимательно следил за выражением лица фюрера.

Тот все стоял вполоборота и так же безучастно глядел в горные дали.

– О чем он думает? – спросил себя Гиммлер.

– Мы не занимаемся вульгарным критиканством, мой фюрер, – Гиммлер развил тему, – наше ведомство разработало свой альтернативный план, как ударить по русским нефтепроводам. Группа наших парашютистов из "пятьсот первого" парашютно-десантного батальона во главе со штурмбанфюрером Скорцени, готова вылететь на планёрах в район основной транспортировки русскими нефтепродуктов и произвести там мощные диверсии, которые надолго прервут снабжение русских войск бензином.

Фюрер наконец-таки повернул голову в сторону говорящего.

– Вы говорите, что Мильх еврей? – спросил Гитлер, и тут же сам ответил, – оставьте Герингу самому решать, кто в его ведомстве еврей, а кто не еврей. И вообще, Герман лучше нас с вами знает, как организовать авиацию. Мы с ним давно решили, что все что летает – принадлежит ему. Не забывайте, Генрих, не забывайте, что Герман не простой ветеран нашего движения, и в восемнадцатом году он получил свой Большой крест "pour le merite" за тридцать лично им сбитых англичан.

Гитлер взмахнул рукой и обернувшись лицом к Гиммлеру добавил, – а что до диверсии на русских коммуникациях, то пусть пока этим занимается Канарис, вам, дорогой Генрих, есть чем заняться, хотябы наведите наконец порядок на Балканах, в Югославии. Вы держите там целых три дивизии войск СС, а партизан у этого их так называемого "маршала" Тито становится все больше и больше! Займитесь своими прямыми обязанностями, Генрих, и не лезьте в дела других ведомств!

И для убедительности Гитлер два раза ткнул пальцем Гиммлеру в грудь.

– Только когда каждый немец станет выполнять свой долг, только тогда мы сможем победить! – топнув ногой почти что выкрикнул Гитлер, – идите, Гиммлер, идите и занимайтесь своими делами. Я повторяю, именно своими делами, а не делами Геринга и Канариса.

И уже сидя в своем черном "мерседесе", рейхсфюрер позволил себе чертыхнуться.

– Ну, поглядим еще, чья возьмет!

И приказал шоферу – в Берлин! …

Рая Василькова была вся в страхах и заботах.

Заведующая санаторием Роза Соломоновна Шибель уже четыре дня как уехала в Моздок за транспортом и за продуктами и пропала – не слуху ни духу от нее.

Рая как врач детского санатория теперь осталась здесь за старшую. И вот поварихи – Валя Калинина и Алия Рахимова глядят на нее на Раю беспомощно – чем ребятишек то кормить? Крупы рисовой осталось четыре кило, а гречневой крупы – два кило.

Картошки и морковки – два мешка, да лука пол-мешка… Чем детишек кормить?

Да что вообще делать?

С гор по ночам уже какая-то стрельба доносится. Немцы взяли Ростов и по слухам уже, чуть ли не в Черкесске…

Куда детей увозить?

А Роза Соломоновна как уехала четыре дня назад, так и никаких вестей от нее. И единственный телефон в Теберде – что в райкоме партии, и тот, говорят, теперь вторые сутки не работает – обрыв на линии.

Рая уже почти начала паниковать, но вспомнила наставления Игоря Тетова, как он их – новичков горных туристов учил-поучал. Никогда не поддаваться панике, трезво оценивать ситуацию и без нервов и эмоций искать выход. Выход из любой ситуации найти можно.

Но какой же у них выход?

Уводить детей?

А как? И куда?

Когда летом сорокового года она закончила Первый Медицинский и отгуляв по набережным ночной Москвы свои прощания-расставания со студенческой столицей, поехала по направлению в далекий Моздокский райздрав, как она была счастлива!

Самостоятельная работа врачом педиатром. Да на курорте!

Да еще в тех местах, где они с Игорем лазали по горам!

Старая фельдшерица Фаина Михайловна и санитарка тётя Клава утром часов в пять разбудили Раю, вставайте, вставайте Раиса Александровна, наши из города все ушли, мы одни остались!

В санатории у Раи была не просто комната, а хоромы царские! Вот бы с мужем, кабы он был у нее, такие бы квартирные условия иметь, – не раз думалось и мечталось Раечке по ночам.

Она не сразу начала соображать. Накануне легла поздно, все совещались они с Фаиной Михайловной, собирались поутру идти в райком просить машины или подводы – детей вывозить. Хотя ни из роно, ни райздрава команды никакой не поступало. Но что то надо было делать в конце концов! Роза Соломоновна пропала с концами, а ответственность за три десятка детских душ на ком теперь? На ней, на Раечке, на молодой ничего еще в жизни не видавшей комсомолке, да на старой пенсионерке Фаине Михайловне.