Лебедев Andrew - Эдельвейс

Итак, он свободен до завтрашнего утра. Только бы поезда ходили по расписанию! Из-за английских бомбежек, которым подвергались теперь крупные железнодорожные узлы, в расписаниях поездов нынче бывали сбои.

Он купил билет в вагон второго класса.

– Где застанет он Лизе-Лотту? Чем она теперь занимается? Как и все женщины отбывает трудовую повинность? Она писала ему, что работает в госпитале. Он знает это место в Мюнхене. Это старая гостиница Карл Великий на Кёнигштрассе. С вокзала он отправится прямо туда. Прямо туда, чтобы сказать ей, как он скучал. …

На углу Шуман-аллее и Вильгельмштрассе работал цветочный магазин "Fleur de Paris".

Клаус вошел.

Мелодично звякнул колокольчик.

– Добрый вечер, господин оберлейтенант, – улыбнулась продавщица, – желаете букетик цветов? У нас есть голландские розы и настоящие фиалки из Ниццы.

– Добрый вечер, фройляйн, – ответил Клаус прикладывая два пальца к козырьку форменного кепи, – неужели мы получаем цветы даже из неоккупированной нами зоны юга Франции?

– Коммерция, герр оберлейтенант, – с улыбкой отвечала девушка, – желаете посмотреть?

– А нет ли эдельвейсов? – поинтересовался Клаус.

– Эдельвейсов? – изумилась продавщица, – никогда не слыхала о таких цветах.

– Они вот такие, – сказал он, снимая форменное кепи и показывая девушке алюминиевый цветок – эмблему 1-ой горнострелковой дивизии, прикрепленную к правой стороне его головного убора.

– Нет, таких к сожалению у нас нет, мой господин, – сокрушенно вздохнула девушка.

– Тогда дайте мне французских фиалок, сказал Клаус, – а эдельвейсы я пришлю своей девушке оттуда, – и Клаус махнул рукой в ту сторону, где был Восток. …

Конец первой части.

Судоплатов сказал, что за достоверность этой информации готов отвечать своей головой.

А чего стоит его голова?

Абакумов нервно ходил по кабинету.

Его Советская страна, а вернее власть в этой стране увы, была такой однобокой уродиной, такой неласковой матерью, что ее можно было только бояться. Но никак не любить. Потому что высшей наградой у этой власти всегда выходило только – "ну, ладно, ПАОКА живите, ПОКА мы вас не тронем, но если что, сами знаете!" Иначе говоря, у этой власти можно было заработать только одну награду – отсрочку от расстрела.

И Абакумов понимал, что это и есть ВЫСШАЯ награда и именно МАТЕРИНСКАЯ награда.

Ведь именно мать дает человеку жизнь. А эта власть, а эта его Родина… Она как бы тоже теперь дает человеку жизнь, вроде: "живи, покуда я добрая и покуда не арестовала тебя да не расстреляла, как многих других"… Так разве не есть за что любить такую Родину-мать!?

Однако Абакумов, как человек не просто вышколенный и исполнительный, что ценилось в аппарате у Берии, но еще и человек умный, – что тоже ценилось (но, увы, не служило гарантией от ареста и расстрела), понимал – Абакумов понимал, что такая скупость и однобокость в поощрении Родиною своих сыновей, де, если ты отличился и подвиг совершил, то мы тебя наградим – дадим немного погулять на воле, – такая система неминуемо ведет к снижению показателей, к снижению результативности. По крайней мере – в его Абакумова ведомстве.

Офицеры и генералы невольно становились от такой системы – перестраховщиками.

Лучше никакого результата – тогда, авось тоже не тронут, – но уж ни в какую чтобы пойти на риск, – ведь если операция сорвется – РАССТРЕЛ!

И уж лучше не рисковать…

Абакумов все видел и все знал.

Он сам арестовывал и сам расстреливал.

И не только по своему ведомству.

А вот у немцев, хоть они и фашисты, у них Гитлер своих генералов не расстреливает, даже тех, кто жидко обосрался. Даже тех, кто и дивизии свои погубил и поставленных перед ними стратегических задач не выполнил.

Гитлер таких в отставку и на пенсию.

Цивилизованная нация, однако!

Абакумов вышел из кабинета.

Дежурный офицер вскочил по стойке смирно.

– Где Петровский? – спросил Абакумов.

– У себя в кабинете, товарищ замминистра, – тихо, но отчетливо доложил дежурный.

– А Берия там? – спросил Абакумов.

– Так точно, там, – кивнул дежурный.

Фамилия дежурного офицера была Инин.

Абакумов читал его личное дело.

Владимир Инин, детдомовец.

Школа, ОСАВИАХИМ, лейтенантские кубики, вербровка осведомителем НКВД, доносы на начальников, перевод на работу в органы…

Вова Инин.

Может далеко пойти.

Мягко ступая по ковровым дорожкам своими космической черноты хромовыми сапогами, Абакумов двинулся по длинным и совершенно пустынным коридорам министерства.

Спустился ниже этажом.

Мимо испуганно-напряженных дежурных хлопцев в парадных мундирчиках и в фуражках с околышем цвета "василёк".

Дошел до кабинета Петровского.

Конвой стоит в коридоре, значит Петровский с Берией еще ведут допрос.

Приоткрыл дверь, – разрешите, Лаврентий Палыч?

Берия без пиджака сидел в кресле и мирно пил "боржом". Только пенсне на круглом лице зловеще сверкало.

Посреди большущего кабинета начальника восьмого следственно-оперативного отдела, стоял сам начальник этого отдела полковник Петровский.

А полковник Луговской – теперь уже бывший начальник этого восьмого отдела, без портупеи, без знаков различия и какой-то весь унылый и даже с явными следами физического над ним насилия, полулежал на полу. Возле ног своего преемника.

– Интересно, – подумал Абакумов, – а не придется ли и мне тоже так вот лежать на полу в моем кабинете, а какой-нибудь там Вовка Инин будет лупить меня по печени да по почкам своими хромачами.

– Что? – спросил Берия.

– Есть инфо, – тихо сказал Абакумов.

– Хорошо, – Берия отпил еще "боржома" и поставил стакан, – иди к себе, я сейчас к тебе поднимусь.

Абакумов побрел назад.

Сейчас Берия придет и надо будет принимать решение.

И в случае успеха операции, ласковая и щедрая на награды Родина позволит ему еще немного пожить на этом белом свете.

А если операция сорвется?

Судоплатов обещал, что не сорвется.

Вот, пусть Судоплатов и поезжает на Кавказ, пусть он лично, если он у нас такой вот гениальный разведчик, пусть он лично сам и руководит этой операцией…

Как она у немцев то называется? Эдельвейс?

Цветок такой есть.

И Абакумов хмыкнул, вспомнив стихи одного поэта еврея – из этих раболепствующих подобострастных деятелей культурки-мультурки, вроде всех этих недобитых и недостреленных Михоэлсов и Дунаевских, что на фронт не едут, а просят брони, как великие деятели искусств… Так вот этот еврей сочинял оду и здравицу самому министру МГБ.

"Цветок душистый прерии – Лаврентий Палыч Берия"…

И оркестр играет – тра-ля-ля!

В общем, пусть сам Судоплатов и поезжает на Кавказ и проводит эту контроперацию по ликвидации этих "эдельвейсов".