Лариса Миронова - Сердце крысы

Это у нормальных – но только не у нас!

У нас же сонное царство. Храпит в коридоре сторож, и его дикий храп никого не беспокоит – выноси из нашей секретной зоны всё, что тебе приглянулось, всё самое тяжелое, что только ты можешь вынести. Слова никто не скажет.

Посапывала Ирборша, заслонившись от света лампы Большой медицинской энциклопедией, ей снилась Нобелевская премия – так сладко она улыбалась во сне. За её установкой спал стоя, как лошадь, Милев. Уникум! И в этом деле – лучше всех, не к чему придраться.

При виде этой идиллии сонная истома свела и мои скулы. Стараясь никого не будить, я пробрался на своё место и случайно натолкнулся на авоську с апельсинами. Экзотические фрукты покатились по полу, и Милев сонно зажевал лошадиными челюстями – апельсины предназначались подопытным животным.

Так, так, так…

Пошел искать Майю, она – знаю где. Где ж ей ещё быть, как не в препараторской? Время готовить препараты, но и она бездельничает – дымит в форточку.

Я подошел к ней и спросил без затей, как и положено такому сложносочиненному субъекту, как я:

– Хватит плыть по течению! Давай хотя бы сегодня проявим силу воли и пойдем домой! Вместе.

– Привет, – ответила она, не оценив шутки, – а что ты опоздал? – спросила неловко пряча сигарету в рукав халата.

– На этом празднике жизни я всегда лишний, зачем спешить? А ты, труженица невидимого фронта, что полезного для общества сделала с утреца?

– Проверила количество окисленных липидов в миокарде.

– И что? Навалом?

– Ну да, близко к стрессу. Сердечная мышца перестала сокращаться из-за избытка кальция в ней.

– Почему ты не используешь ингибиторы? – подал голос Милев, заглядывая через моё плечо в препараторскую.

Доброе утро, страна! – расшаркался я, преграждая, однако, вход в препараторскую. – Доступ к телу ограничен. Данный вид связи – вне зоны покрытия.

– Хамло, как есть, – сказал Милев и широко зевнул. Окисление липидов не было ключевым звеном в этой цепочке, и шеф это показал достаточно убедительно. Но Милеву надо было показать, что он – выше этих результатов.

Он уже начал подсиживать шефа, и теперь об этом должны были узнать все.

В этот день мы работали на новорожденных крысятах. И Майя лично должна была проследить, как им будет введен ионол для блокады окисления липидов. И она сама – обалдеть! – вызвалась готовить пре-па-ра-ты!!!

Бедная Майя… Что дальше?

Я пристально наблюдал за ней. Руки её мелко тряслись, когда она опускала желудочки только что явившихся на свет сердец в раствор трипсина. Глаза её буквально выпрыгивали из орбит – так она старалась удержать в них избыток влаги. Левая нога выбивала дробь…

Мне её чуть было не стало жалко, но я проявил мужество и преодолел слабость.

– Ингибируем трипсин? – снова шпионил Милев. – Холодком, надо полагать?

– Ещё и сывороткой, и центрифугой. Что ещё? Код подъезда, где живет прима Большого театра, или перебьешься? – злился я, мне было не до него и надо было подстраховать Майю – того и гляди, грохнется в обморок.

– Ладно, ты сильно не в духе, – сказал Милев и ушел к себе.

Мы с Майей в этот день работали ударно – блокаду провели успешно, результат подтвердился трижды. Шефу это было в кайф.

Милев теперь острил насчет шефа даже в присутствии его экссупруги. Раньше такие вольности у нас не поощрялись.

Но это уже по части нашей внутренней политики, а политика в последнее время стала для нас делом номер один. Это всегда было хобби, потом стало второй профессией. Сейчас это было жизненной необходимостью.

Молодые кадры – нынче это модно.

Скандальчик начался невинно – милашка Милев отказался дать статью в юбилейный сборник шефа. Потом, и это был уже явный демарш, отказался выступить с обзором своих результатов на институтском семинаре. Дескать, ещё не всё проверено…

Ты, конечно, проверяй, флаг тебе в руки, но хоть намекни людям, морда твоя мордовская, что-де у нас, в нашей лаборатории, ведутся разработки, кои имеют намерение быть признанными весьма перспективными. И что шеф, а не кто иной, подарил тебе основную идею!

И это было не пустяк. Ведь наши работы могли не включить в перспективный план института. Нет, мол, свежих идей!

Как это вам? Такие вот пирожки с котятами…

А шеф – молчит в пень!

Вай! (Не в армянском смысле, а в английском – почему?)

С утра настроение паршивое, а тут ещё этот, с искрой на голубом глазу, подваливает, Милев…

– Что, работаем?

– Ну что ты. Думаем о самоубийстве.

– А что мешает?

– Токмо та радость, которую тебе доставит это событие.

– Ха.

– Так что тебе сказать про Сахалин? Короче. С чем пожаловал? Милев дернул бровью, но тут же сделался мягким, как сливочное масло.

– Не перебраться ли тебе в наш вигвам? – спросил он, сощурив свои рыскучие глазки на Ирборшу – та благосклонно слегка растянула малиновые губки, что означало одобрительную улыбку, надо понимать.

«Фиг вам!» – ответил я про себя, а для них – слегка пожал плечами (понимай, как знаешь!). Нельзя же всем сразу объявлять войну…

В институте шла проверка занятости и рациональной растусовки творческого потенциала.

О, эта стервочка сейчас к себе и гангрену рыжую призовет! Лишь бы получить плюсик в графе «перспективные направления», «творческая оснащенность»…

Ведь решался гамлетовский вопрос в пределах одной, отдельно взятой лаборатории быть или не быть? А если быть, то с кем?

– Ну и…?

Они всё ещё смотрели на меня выжидающе. – Я подумаю, – ответил я по возможности – без эмоций.

И это не понравилось…

Ирборша готовила серию опытов по сокращению гладкой мускулатуры воротной вены при стрессе. Готовилась к коллапсу. С таким халтурщиком, как Милев, грамотно такие опыты не поставишь.

И они продолжали смотреть на меня.

– А что бы вы мне предложили? – спросил я просто так.

– Повторить цикл, – услужливо ответил Милев. Студент-третьекурсник подпрыгнул бы до потолка – но я… простите, господа хорошие!

Они оскорбляли меня сознательно, чтобы показать мне – ты ничто! Они знали это, но ещё лучше они знали то, что я уже готов быть купленным.

И я согласился.

Оооооо!

Теперь этим извергам понадобилось наградить нас язвой желудка!

Мы сутки сидели без еды на решетках пола. В наших желудках не было ни капли влаг, ни крохи какого-либо вещества, пригодного для переваривания! О воде можно было только мечтать…

Садизм продолжился и на следующий день. Когда же включили поилку, крысы кубарем покатились к вожделенной влаге и – вдоволь нахлебались соляной кислоты…

Угрюмый всё это время прохаживался вдоль клеток, раза два ухмыльнулся. Не часто с ним такое бывает!

– Надо полагать, у них уже нарушилось энергообеспечение клеток сердца, – констатировал он, и Малявка опустила голову.