Райдо Витич - Игры олигархов

Ярослава другая, но как узнаешь точно, не проверив? И потом, если

Игорь ошибется, наконец? Это бы потешило самолюбие Лешего и серьезно подкосило "неотразимого" Расмуса. И решило вопрос с ребенком.

Да, пожалуй, Алекс не против познать прелести и тяготы отцовства.

Наверное, даже пора. Но мать его ребенка - не любовница, она должна быть безукоризненна и он должен доверять ей чуть больше, чем остальным, именно потому что ей будет доверен его ребенок. На основе слов же, мужчина доверяться не привык.

- Александр Адамович? - напомнил о себе Штольц.

- Да. Придет Расмусов.

- Понял.

- Проводишь его в библиотеку к Ярославе. И обеспечь мне видеонаблюдение.

- Понял. Я свободен?

- Да.

Мужчина замялся.

- Ну, - поторопил его Алекс, видя, что тот хочет что-то сказать.

- Боксер вернулся.

Понятно. Должность может уплыть к прежнему хозяину. Ох, "заботы"!

- Ты остаешься на его должности. Виталий пусть принимает твои дела. Теперь он зам, а ты его начальник.

Мужчина повеселел:

- Понял.

И вышел.

Весь день Алекс странно смотрел на нее, она бы сказала - ошарашено, но знала, что того ничем не удивишь, да вроде и не удивляла, и поэтому прогоняла эту мысль, как нестоящую внимания, старалась не обращать на взгляды мужчины внимания. И позволил себе немного по-обижаться на Лешего за вчерашнее, хотя больше сожаления чувствовала, чем обиды. Жалко было себя, его, дурочка с перекошенной психикой, отогреть хотелось и самой отогреться. Но получалось что она во всем "некчемуха", за что не возьмись, о чем не мечтай.

Ярослава залезла с ногами в кресло в библиотеке и, обнявшись с томиком Шиллера смотрела на позолоченный циферблат часов у стены.

Красавцы - антиквариат, век восемнадцатый. Здесь что ни возьми, куда не посмотри - пышность и высокий класс экстерьера, только живет в этой атмосфере не прошлое, не настоящее и не дай Бог, будущее, скорее нечто вне времени и пространства, вне обычных человеческих чувств, ощущений, мнений переживаний. И она всего лишь интерьер, как не откидывай эту мысль. И стала чужой себе, такой же странной, как атмосфера в этом доме. И так же как все и все здесь, словно зависла между прошлым и будущим, между временем и пространством. И была ли?

Будет?

Даже самой себе она кажется фальшивой, ненастоящей, чем-то похожей на эти часы, вроде реальные, а вроде нет. Пришедшей как они из другого мира и недоумевающей, почему осталась, как они, наверняка, удивляются происходящему вокруг.

А было ли иначе? Сейчас вспомнить, не вериться - был ли институт,

Гриша, все те переживания, что перевернули ее жизнь так нелепо и страшно. И что делать дальше? Она тратит день за днем, ломает себя, терпит, пытается, что-то наладить, изменить, но снова и снова наталкивается на глухую стену непонимания. Вроде вот же - нормальная человеческая душа, но миг и словно раковина моллюска захлопывается.

Как же расковырять ее, как оголить, заставить прорвать заслоны и бастионы? Опустить руки, сдаться? Так хочется… но разве можно?

Жалко, безумно жалко его, себя, девочек. Гришу.

О нем особенное помнилось и печальное, поэтому Ярослава старалась не думать вовсе - так проще, спокойнее. Она лишь позволила себе раз представить, чтобы было, если бы их отношения не разрушил Алекс и, поняла - ничего бы не было. Ни-че-го. Потому что у того чего нет, не может быть будущего. Как у нее сейчас.

Гриша не понимал ее, как не понял, не понимал Алекс.

Так странно, если вдуматься: что между ними общего? а вот - нашлось. И у нее с Лешинским есть одинаковое - оба слишком одиноки и зажаты: у него явно какие-то комплексы, у нее фобии. А Гриша, хоть и одинок как все в этом мире, в век технократии и высоких технологий, вечно спешащих куда-то людей, не замечающих друг друга, но все же он в более выгодном положении, чем Алекс и Ярослава. Он свободен, волен что-то решить сам, волен стремиться к чему он хочет и добиваться. А что может она?

Девушка покачала головой: странные перепады настроения - то кажется, горы свернуть может, то легла бы и не вставала, пусть даже поезд бы по ней прошел. И эта странная, патологическая привязанность к Алексу, болезненная больная, мятежная, бросающая из крайности в крайность: то хочется обнять, то ненависть давит настолько сильно, что придушила бы его.

Она не понимала, что с ней происходит.

Зависимость жертвы от палача? Но последнее время он не подходит на эту роль.

Зависимость женщины от мужчины?

Женское сострадание, чувствительность… глупость?

А может?… Нет, не может. Это было бы слишком!

Ярослава резко поднялась, сбегая от мыслей и качнувшись, рухнула обратно в кресло, не сообразив, как это произошло. На какой-то миг перед глазами стало темно, накатила дурнота и вспыхнуло, закружилось интерьером библиотеки. Девушка закрыла глаза ладонью, испугавшись своего состояния. Неужели она действительно беременна?

Эта мысль раздавила девушку, приморозив к креслу.

Минут пять, вне пространства и самой жизни, в ступоре, оледенении. А затем лихорадочная работа мысли: что делать? Что?!!

Рожать?

Нет!

На аборт?

Как можно? Нет.

И где выход?

На минуту захотелось все бросить, сбежать, забыв об обязательствах, о подругах. Пусть сами, как хотят! Почему она должна так страшно расплачиваться? За что? А они за что? За то, что богачам было скучно?!

Ярослава оттерла с лица проступившую испарину и прикусила большой палец руки зубами, чтобы не раскричаться и не расплакаться, как-то удержать себя от истерики. Ей показалось, что вернулось отчаянье месячной давности и она вновь готова хоть в омут головой, хоть с обрыва вниз, хоть убить, хоть разнести этот особняк, клоаку, вертеп монстров.

Рожать от Алекса?! Помилуй все святые! Это же крест на жизни, конец учебе и карьере, конец всему, гроб мечтам!

Значит аборт? Значит, калечить себя, рисковать остаться без ребенка совсем, убить, то что зародилось? Говорят, даже зародыш чувствует настроение матери, отношение, пропускает через себя все переживания и впечатления. Он чувствует! А она его… часть себя… но ведь и часть Алекса!

Девушку передернуло: детей она не планировала, тем более в таких обстоятельствах от подобного папаши, но убить дитя не смогла бы.

Осознание было четким и одарило еще большим отчаяньем. Опять тупик.

Еще больший и глухой, как стены казематов Петропавловки.

Мама, мамочка, что делать? Куда она потом с ребенком? Мать не примет, отец… А если Алекс отберет у нее ребенка? Да нет, зачем он ему? А если нужен?

Знать не хотелось, узнавать - тем более. У нее хватает проблем, еще одной ей не выдержать. Лучше аборт, лучше переступить через себя и не превращать зернышко в снежный ком. Если он это не сделает, проблемы покатятся одна за другой, стоит только Алексу узнать.