Виктор Левашов - Выбор жанра

Жизнь удалась?

Одинокое это дело — писательство. Когда погружаешься в роман, полностью выключаешься из жизни. Реальностью становятся фантомы, рожденные твоим воображением, даже во сне мучительно связываешь концы с концами. Жизнь со всем ее бытом словно бы утрачивает вещность, становится раздражающим фоном для некоего действа, нахально претендующего на то, чтобы стать новой реальностью.

Не пишите романов! Человек, задумавший роман, похож на туриста, который собирается в поход и предвкушает, какими дивными пейзажами он насладится, как будут звенеть ему жаворонки по утрам и какие таинственные, полные волшебства ночи будут окружать его палатку. Он понятия не имеет, что уже в первый день влезет в болото, потом будет бесконечно долго продираться по бурелому, обязательно безнадежно заблудится на середине пути и завопит в тоске, как граф Толстой (в письме Страхову): «Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил „А. Каренину“! Невыразимо противно». И если каким-то чудом доползет до финала, то это будет уже совсем другой человек — мизантроп и психопат, способный говорить только о своем романе. Но скорее всего не доползет, а роман войдет в Полное собрание недописанных сочинений. Много таких недописанных ПСС, много.

Нет, не пишите романов. Если можете. А если не можете, будьте готовы к одиночеству, на которое себя обрекаете. Даже когда книга закончена, издана и вроде бы неплохо продается, вряд ли вы сможете вернуться к нормальной жизни, роман долго еще будет отзываться в вас похмельным эхом. Как марафонец, не сошедший с дистанции, чувствует себя обессиленным, ни на что не способным, так и писатель после большой работы ощущает себя пустым, вычерпанным досуха, как деревенский колодец. Без интереса читаешь все подряд, лениво ползаешь по Интернету. И пока не шевельнется под сердцем идея новой книги, пока не подзарядишься энергией характеров и сюжета, как актер заряжается энергией зала, чувствуешь себя безнадежно бездарным, никому не интересным, прежде всего себе, серым как валенок.

В один из таких дней позвонили из издательства «Олма-пресс»:

— Мы проводим «Неделю детектива». Не согласитесь принять участие?

— А что нужно делать?

— Ничего особенного. Встретитесь с читателями в «Доме книги» на Новом Арбате, пораздаете автографы. Много времени это не займет, всего час. С шести до семи. Как вы на это?

Ну что, подумалось, по моему сумеречному настроению — отвлечение в самый раз. Окунуться в атмосферу читательской любви — почему нет?

— Согласен.

— Спасибо, я перезвоню, уточню день.

Незадолго до этого «Олма» издала мои боевики, выходившие до этого в «Олимпе» в серии «Солдаты удачи» под коллективным псевдонимом Андрей Таманцев. Серию придумал генеральный директор «Олимпа» Каминский, в устроенном им конкурсе мой роман победил. Он задал правила игры, которым надлежало следовать другим авторам. Чтобы серия жила и читатель ее не забывал, книги должны выходить не реже чем раз в три месяца. Такое мне не по силам (да и никому не по силам). Каминский предложил: «Ставим твое имя, другие будут писать под тебя». Я наотрез отказался: «Не могу присваивать чужую славу и отвечать за чужую халтуру». Как быть? Придумали: коллективный псевдоним. «Андрей Таманцев» сложился из двух героев романа Богомолова «В августе сорок четвертого». Серия запустилась.

Сначала я курировал серию, стараясь сохранить однообразие сквозных героев, которые у разных авторов оказывались то рыжими, то лысыми, то еще черт знает какими, потом понял, что сил моих больше нет, и вышел из проекта. К тому времени я написал семь романов, а всего вышло штук семнадцать. Что самое неприятное, в электронных библиотеках все семнадцать романов приписывали мне, славы было чуть, а халтуры навалом. Коллективный псевдоним, который я сам придумал и который мне нравился, стал моим позорищем.

Время шло. «Солдаты удачи» попались на глаза телевизионщикам, они соорудили по мотивам романов 16-серийный фильм «Кодекс чести» и показали его по НТВ. Рейтинги, к моему удивлению, были высокие, это подвигло «Олму» к тому, чтобы переиздать романы под моим именем в серии «Кодекс чести». ТВ — очень хорошая реклама книгам. «Олма» пекла романы, как пончики, по одному в месяц. К «Неделе детектива» вышло шесть штук, седьмой еще был в типографии. Но и шесть книг — немало, есть что предложить взыскательной московской публике.

В тот день, на который было назначено мероприятие, я заметно волновался. Ну как, не часто встречаешься лицом к лицу с читателями. Если честно, ни разу не встречался. Когда-то давно, в советские времена, приходилось бывать на читательских конференциях по линии Бюро пропаганды художественной литературы, но никаких воспоминаний от них не осталось. На книжной ярмарке на ВВЦ видел длинные очереди к Марининой и Донцовой, они трудились в поте лица, подписывая книжки. Очередь покороче была к Маканину. Я купил его «Андеграунд» и получил автограф. Он написал: «С уважением и лучшими пожеланиями». Длинно, пожалуй. Хватит: «С лучшими пожеланиями», зачем людей задерживать. Что еще? «Дружески» — это читателям, с которыми получится дружеский разговор. «Нескучного чтения!» — можно всем. Проверил авторучку — пишет. Посмотрел, сколько пасты в стержне — должно хватить.

К половине шестого приехал в «Дом книги» на Новом Арбате, погулял по залам, невольно вспоминая тетушку Настасью Ивановну из «Театрального романа» Булгакова. Я всегда ее вспоминаю, когда оказываюсь в нынешних книжных магазинах:

«— Зачем изволили пожаловать к Ивану Васильевичу?

— Леонтий Сергеевич, — отозвался Иван Васильевич, — пьесу мне принес.

— Чью пьесу? — спросила старушка, глядя на меня печальными глазами.

— Леонтий Сергеевич сам сочинили пьесу!

— А зачем? — тревожно спросила Настасья Ивановна.

— Как зачем?.. Гм… гм…

— Разве уж и пьес не стало? — ласково-укоризненно спросила Настасья Ивановна. — Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Начнешь играть — в двадцать лет всех не переиграешь. Зачем же вам тревожиться сочинять?..»

В отделе остросюжетной литературы не без труда нашел свои книги. Стоят родимые, все шесть штук, чернеют корешками: «Кодекс чести». Но ажиотажа возле них почему-то не наблюдается. Ажиотаж был в отделах учебной литературы: приближалось первое сентября, озабоченные мамаши спешили затариться хрестоматиями и задачниками для своих чад.

Без пяти шесть поднялся на второй этаж и отыскал секцию № 87 (кажется, так), где мне предстояло свидание с читателями. Меня уже ждали: милая девушка из отдела рекламы «Олмы» (она мне и звонила) и высокий молодой человек восточного типа с микрофоном на плече, назвавшийся Жорой. Как я понял чуть позже — зазывала. На входе в секцию стоял легкий стол, на нем стопкой были выложены мои книги, все шесть, по три в стопке.