Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Я дотронулся до форточки и тут случилось то, о чем я давно успел позабыть. Тот самый недоумок, от которого я натерпелся за двенадцать лет столько, что и рассказывать скучно, взял да и сам по себе, без всяких уговоров, восстал из безжизненного забытья.

– Гау, смотри! – закричал я. – Он встал.

– Ой! Как он хорошо встал! – Гау хлопала в ладоши.

Но это было еще не все. Недоумок поднялся так, что пролилась первая кровь.

Дело в том, что мусульманин я по рождению, но положенный обряд посвящения в правоверные в свое время не прошел. От припоздавшего пробуждения край плоти порвался.

Гау переполошилась. Я побежал в ванную. Она за мной.

– Отложим до завтра.

– Но завтра приезжают родители.

– Придешь после занятий ко мне домой.

На трамвайной остановке никого. В центре города жгли листья. Дым, увлекаемый ветром, стелился над трамвайными проводами и уходил в темное небо, по которому медленно плыли синие облака.

Только что я одержал победу над импотенцией. В том, что завтра у меня с Гау все получится, я не сомневался. Доннер веттер! Победить собственное бессилие можно. Надо только сильно хотеть. Хотеть даже тогда когда хотеть никак не хочется. Хотеть через силу, через не могу и через не хочу.

Я другими глазами глядел на небо, на фонари. Я полной грудью вдыхал дым от листьев и думал о том, что наконец-то начинается нормальная, как у всех, жизнь. При всем этом я успел позабыть о вчерашней тоске и не слишком то и радовался, считая, что произошло то, что когда-нибудь и должно было непременно произойти.

День Конституции

Шефа дома нет двое суток. Вечером следующего дня родители с

Ситкой Чарли ушли к Какимжановым.

Гау пришла в девятом часу.

– Кушать будешь?

– Потом.

Потом так потом.

… Мы лежали и молчали. Все произошло быстро и суматошно.

Громоподобный треск разорвал тишину вечера. "Ур-ра- Ур-ра!".

Ожила и зашлась в радостном крике окрестная детвора. Ба-бах!

Прогремел новый залп.

– Что там?

– Салют.

– В честь чего?

– Не знаю.

Я включил телевизор. Программа "Время" передавала заключительную речь Брежнева. Сегодня, 7 октября 1977 года сессия Верховного Совета

СССР избрала Леонида Ильича Председателем Президиума Верховного

Совета страны и приняла новую Конституцию.

Ближе к полуночи ЦТ передавало повтор сопотского Гала-концерта.

"На сцену Лесной оперы приглашается группа "Червоны гитары"…

Художественный руководитель Северин Краевский… "Не спочнемыс"… "Не успокоюсь"…

Сопот забился в истерике. И правильно сделал. Потому что "Не спочнемыс" Краевского – это пиз…ц…

Что такое осень?

На вокзале Доктора встречал Шеф.

Глаза у Доктора после семерика на строгом, не сказать, что уж слишком мертвые. Они наполнены непонятной душевной болью, взгляд брата пронизывает тебя откуда-то изнутри. Разговаривает он, но глаза как будто осязаемо прощупывают тебя.

Что его там били – можно не спрашивать. Я и не спрашивал.

Беспорядочно рассказывал ему о том, кто, где и как, Доктор молчал и прошивал меня глазами: "Что-то ты не о том… Все это мелочь, ерунда…". Сам же я несколько раз успел позабыть, кому, по сути, обязан брат семериком.

Что-либо заметного в отсутствие Доктора на воле не произошло. Что было, то прошло. Доктор прописывался, вставал на учет в милиции и не забывал помогать матушке. Папин родич Омирзак, замдиректора асфальтобетонного завода по АХЧ, устроил брата техником в группу КИП и автоматики.

Про зоновскую жизнь он не рассказывал и учил нас чаепитию по-зэковски.

– Заварю-ка я вам купца.

Купеческий – обычный, крепко заваренный чай. У каторжан в особой цене купец с понтишками (барбарисками). По итогам длительных наблюдений менты убедились: крепко заваренный чай – профилактика дизентирии и с недавних пор главное управление исправительных учреждений разрешило зэкам чифирить.. Чифирь, говорит Доктор, хорошо отвлекает от депрессивных думок.

Прошла неделя, за ней вторая и Доктор вошел в колею. Глаза его приняли человеческое выражение.

Будет ветер, или буря,

Мы с тобою навсегда!

По соседству сдали писательский дом на пять подъездов. Довоенным постановлением Совнаркома психбольным полагается дополнительная жилплощадь. Местком Союза писателей выделил Ситке и Джону двухкомнатную квартиру, но не в новом доме, а свободившуюся после сына одного литератора, в панельке. Квартира на окраине города, в третьем микрорайоне. Родители дали объявление об обмене квартиры на однокомнатную в центре.

Доктор пить не помышлял, вел себя образцово и мама дала ему ключи от квартиры Ситки и Джона.

Доктор по делам прописки звонил в домоуправление, ошибся номером и попал на ту, о какой на зоне и мечтать не помышлял. Женщину зовут

Люда, ей 31 год, у нее прекрасное тело и работает она в управлении делами Академии наук.

– Баба культурная, – рассказывал Доктор. – Вы бы видели ее документы!

– Ты рассказал ей, что от Хозяина вернулся? – спросил Шеф.

– Ты что! Сказал, что я завлабораторией.

До последней ходки Доктор говорил, что забыл когда последний раз целовался с женщинами.

"Я им только в рот даю". – говорил он в 60-х.

"…Молодая прокурорша, оторвалась от бумажки, поглядела на меня злыми глазами, и продолжила чтение обвинительной речи. Она говорила, что я опасный рецидивист и просила суд дать мне семь лет строгого, а я смотрел на нее и думал:

"Какие у нее серьезные документы! Поднять бы ее на карабас!".

…Борман тянул с отдачей долга и предлагал рассчитаться петухом.

Я пошел в отказ. Такой расчет мне не в масть. Не из-за того, что наслушался страхов про фикстулу.

Многим зэкам в кайф прочищать дымоход, но месить глину не только противно, но и стремно.

Немец не отставал и однажды уговорил.

– В нашем петушатнике есть Андрюша. Мальчишка в единственном экземпляре. Сам я его никогда не дырявил. Но такой минет тебе и баба не сделает. Мальчик до того нежный… Закачаешься.

Может попробуешь?

В коптерке Бормана сильно натоплено.

Андрюше лет двадцать с небольшим. Симпатичный, с грустными глазами петушок. Передних зубов нет.

Я сидел на табуретке, Андрюша оценивающе оглядел меня и стал стягивать с меня штаны.

Он осторожно взял в руки и несколько раз облизал елду.

Обращался он с ней мягко, не спеша. Я закрыл глаза и представил, как е… не какого-то там атбасарского петуха, а Элизабет Тэйлор. Андрюша входил в раж. Его, как и меня, начало забирать.

Он заглотнул кончик и крепко сжал губы. От переполнявшего нетерпения я вломился в тугое влагалище Элизабет Тэйлор и попер по бездорожью… То был натуральный запсилаус.

Когда все кончилось, Андрюша свежей марочкой обтер елду.