Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

К чему тупо перебирать варианты, если конца испытанию судьбы нет и не предвидится? Не проще ли довериться выбору случая?

Саян большой любитель преферанса. Играет на ВЦ с Патисоном,

Асхатом Шигаевым и другими институтскими картежниками. Чокин знает его отца с тридцатых годов, что из себя представляет сын Ташенева,

Шафику Чокиновичу удобно узнавать со слов завлаба Лойтера. Эммануилу

Эфраимовичу директор наш доверяет. Напрасно доверяет. Лойтер умарик непростой и продолжает экспонировать Чокину дрозда Ережепова.

Саян всегда ухожен. В глазах ирония, бывает вспыльчив. Фанарин сказал про него: "Из панов пан – это пан, из хамов пан – хам. В

Саяне видна порода".

Завлабораторией защиты атмосферы Виктор Хрымов когда-то был заместителем Чокина. У него тоже известный отец. Не настолько известный, как у Саяна, но его приглашают на встречи с пионерами, показывают по телевизору. Сын его однако хам из хамов, неопрятный, ходит в неглаженных брюках и пыльных мокасах.

Я давно привык здороваться с людьми, которых не ставлю ни в грош и рассказываю маме и о тех институтских сотрудниках, с кем у меня отношения на ножах. Матушка предостерегает: "Ни с кем не ругайся.

Если хочешь победить врага, пускай на него сатиру и юмор, потом немного пилосопии, и сразу же уходи".

"Впрочем, среди уничижительных замечаний патера о Касталии случались и такие, с которыми Иозеф вынужден бывал отчасти соглашаться, и в одном пункте он за время пребывания в

Мариафельде основательно переучился. Дело касалось отношения касталийской духовности к мировой истории, того, что патер называл "полным отсутствием чувства истории".

– Вы, математики и умельцы Игры, говаривал он, – создали себе какую-то дистиллированную мировую историю, состоящую только из духовной истории и истории культуры, у вашей истории нет крови и нет действительности; вы все до тонкости знаете об упадке латинского синтаксиса во втором и третьем веке и понятия не имеете об

Александре, Цезаре или об Иисусе Христе. Вы обращаетесь с мировой историей как математик с математикой, где есть только законы и формулы, но нет действительности, нет ни добра, ни зла, нет времени, нет ни "вчера", ни "завтра", а есть вечное, плоское математическое настоящее.

– Но как заниматься историей, если не вносить в нее порядок? – спрашивал Иозеф.

– Конечно, в историю надо вносить порядок, – бушевал Иаков. -

Каждая наука – это, в числе прочего, упорядочение, упрощение, переваривание неудобоваримого для ума. Мы полагаем, что обнаружили в истории какие-то законы, и стараемся учитывать их при познании исторической правды. Так же, например, и анатом не ждет, расчленяя тело, каких-то сюрпризов, а находит в существовании под эпидермисом мира органов, мышц, связок и костей подтверждение заранее известной ему схемы. Но если анатом видит только свою схему и пренебрегает при этом неповторимой, индивидуальной реальностью своего объекта, тогда он касталиец, умелец Игры, и применяет математику к неподходящему объекту. По мне тот, кто созерцает историю, пускай делает это с трогательнейшей детской верой в упорядочивающую силу нашего ума и наших методов, но пусть он, кроме того, уважает непонятную правду, реальность, неповторимость происходящего. Заниматься историей, дорогой мой, – это не забава и не безответственная игра. Заниматься историей уже означает, что стремишься тем самым к чему-то невозможному и все-таки необходимому и крайне важному. Заниматься историей – значит погружаться в хаос и все же сохранять веру в порядок, в смысл. Это очень серьезная задача, молодой человек, и, быть может, трагическая".

Герман Гессе. "Игра в бисер". Роман.

Каспаков второй день не выходит на работу и через каждые полчаса звонит в лабораторию. Того к телефону позови, другого. Никто не поймет, чего хочет завлаб. Вполне возможно, скучает по сотрудникам, беспокоится за нас, несмышленнышей, и звонит как заведенный.

– Гудит на уровне. – усмехнулся Хаки. – Рано он встал на предпраздничную вахту.

22 февраля, пятница. После обеда женщины поздравляют мужиков.

Мама и я с утра поехали к отцу. Папу парализовало с обеих сторон, потеряна речь. Вчера его консультировал профессор Фаризов. Сказал, что кризис скоро закончится. Раствором марганцовки помог Валере прополоскать рот. Хорошо бы и побрить. Папа жестами протестует: устал, потом.

В коридоре мамина знакомая, артистка Рабига беседует с опрятной старушкой. Мама подсела к ним, перебила Рабигу и перевела внимание на себя. Ждал ее полчаса.

– Сколько можно трепаться со старухой? – сказал я.

– Ол жай старуха имес. – Матушка торопливо засунула клочок бумажки с записанным телефоном в кошелек. – Она мать министра здравоохранения. Я попросила поговорить ее с сыном насчет твоего отца.

– Что это даст?

– Даст, даст. Внимание министра много чего даст. Пошли к Альмире, я ей обещала зайти.

Жена Есентугелова просила матушку зайти из-за сегодняшних

"Известий". В газете напечатан окончательный список кандидатов на

Ленинскую премию по литературе и искусству. В третий тур вместе с дядей Аблаем вышли Егор Исаев и Нодар Думбадзе.

– Думбадзе я не читал, но человек он известный. Что до Исаева, то про него ничего не слышал. Думаю, шансы у дяди Аблая есть. – сказал я.

"Зимой 80-го, перед праздником Советской Армии мы с матушкой зашли к Есентугеловым. Дяди Аблая дома не было. Тетя Альмира спросила: "Читали сегодняшние "Известия"? Как оказалось, в газете вышел список кандидатов на Ленинскую премию. По литературе первый тур прошли Думбадзе, Исаев, Есентугелов…Казахи получили, как оказалось впоследствии, последнюю возможность вослед за Ауэзовым получить еще одного лауреата главной премии страны. Все было опять превосходно, если бы не…

Подробностей сегодня открылось немало. Не приводя и малой их части, как и положено ожидать, можно отметить, что главными действующими лицами выступили опять же А. и его единомышленники.

В Комитет по Ленинским и Государственным премиям не замедлило прибыть письмо группы товарищей из Казахстана. Армяне, грузины и прочие нацмены в те времена как поступали? Они закатывали глаза до небес, упражняясь в красноречии, силой усаживали за насыщенные столы людей, от которых как-то зависело продвижение наверх земляка.

В ход шли подарки, уговоры, звонки влиятельных в обществе людей, обращения в руководство республики, в ЦК КПСС.

…Отдельные представители казахского народа завзято смешные люди. В комитете по премиям читали письмо и, переглядываясь, разводили руками. Во дают! И как заворачивали! Под лозунгом исторической – ни больше, ни меньше – справедливости, во благо литеретары.