Феликс Рахлин - Грудь четвертого человека

"срок". По тону Ленькиного письма стало ясно: что-то произошло на официальном или, скорее всего, полуофициальном уровне. Но – что?!

Мой интерес, понятное дело, не был праздным: отец продолжал еще томиться в лагере, никто не снял с него клейма "врага народа"; мама, хотя и вернулась из заключения со снятой судимостью, но ведь всего лишь по амнистии… Ошибочность их ареста или даже хотя бы вероятность такой ошибки никто не признал.

Немедленно я написал письмо домой, заклиная ответить на единственный вопрос: "Что там у вас произошло?" В том, что некая сенсация была объявлена – сомнений не было. С нетерпением ждал ответа – он, наконец, пришел: жена сообщала, что на заводах и в учреждениях проведены массовые читки некоего "секретного письма" ЦК

КПСС с текстом доклада Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда партии. В этом докладе – страшные факты и цифры террора, который был развязан в годы культа личности Сталина: необоснованные репрессии, пытки, казни, оговоры, расправы над тысячами безвинных людей.

Меня – сына и племянника доброго десятка таких несчастных – нельзя было удивить такими фактами. Но что о них рассказывает власть

– это меня потрясло. Однако почему же у нас, в армии, обо всем об этом – полный молчок? Я быстро рассудил: надо прямо об этом спросить. Государство-то одно. Теперь можно не бояться.

И я обратился к тогдашнему парторгу полка капитану Андреянову

(вскоре его сменит уже знакомый читателю Шутовских).

– Да, – подтвердил капитан, – такое письмо есть, но – секретное; в армии его "доводят" только до коммунистов.

– Но, товарищ капитан, поймите мое состояние, – сказал я ему. -

Этот доклад слышали на "гражданке" моя жена, сестра, приятели, самые разные люди, и все они – беспартийные. А я, которому эти сведения нужны, как воздух, я, сын тех безвинных, о которых там как раз и говорится, – я ничего не знаю и вынужден пробавляться теми крохами правды, которые обронили в письмах мои родственники и друзья…

Прошу вас: дайте мне это письмо почитать!

И капитан – о чудо! – обещал поговорить с кем-то в политотделе, и, если там разрешат… И там – о чудо! – разрешили… Впрочем, не стоит уж слишком сильно удивляться: к этому времени на мое имя то и дело приходили телеграммы с радостными для меня новостями: "Папа реабилитирован", "Мама реабилитирована", "Восстановлены в партии без перерыва в стаже поздравляем целуем мама папа". Политотдельцы, безусловно, все это знали и отказать мне не решились.

И вот я сижу в здании нашей казармы, в комнате партбюро, и капитан Андреянов вынимает при мне из обитого железом ящика тоненькую брошюру в розовой мягкой обложке, предупреждает меня о том, что я не должен разглашать то, что сейчас прочитаю (но расписку об этом с меня не берет), затем оставляет меня одного в этом своем кабинете, на окнах которого – решетки, и уходит,заперев дверь с той стороны!

Осмыслим ситуацию: полстраны (если не три четверти) уже осведомлены о содержании этого "секретного" доклада, вся заграница только о нем и говорит, партийно-государственная тайна превратилась в стопроцентный "секрет Полишинеля"… А на краю огромной страны, на ее юго-восточной границе, невдалеке от Великой китайской стены сидит под замком в зарешеченной комнате швейкообразный солдатик еврейской национальности, запертый на ключ, на два поворота, чтобы, не дай

Бог, не сбежал с этим секретом, известным всему свету!

Однако признаюсь откровенно: ни такие шедевры великого Жюль

Верна, как "Дети капитана Гранта" или "500 миллионов Бегумы", ни

"Морской волк" Джека Лондона, ни обольстительную для шестиклассников

"Тайну профессора Бураго" Николая Шпанова или повесть Александра

Беляева "Голова профессора Доуэля" не читал я на таком едином дыхании, как стенограмму этого доклада кремлевского болтуна, интригана, авантюриста и прожектера, великого освободителя миллионов советских рабов, пионера демократических преобразований в России

Никиты "Кукурузного"!

Я, как и большинство советских и антисоветских людей, не понял тогда еще ничего. Но одно стало ясно: к прошлому возврата уже не будет, родителей, как и тысячи других несчастных узников, реабилитировали навсегда.

Я еще не понимал, что и погубили их – тоже навсегда.

Прошло совсем немного времени, и весь личный состав полка – за исключением разве что тех, кто находился в суточном наряде – собрали в одной из казарм, и два-три офицера, сменяя друг друга, чтобы не пересохло в глотке (но все равно варварски перевирая слова) прочитали нам вслух этот доклад. С тех пор едва ли не вплоть до

"перестройки" у "нашего родного ленинского ЦК" вошло в обыкновение по разным поводам посылать народу такие вот "откровенные" письма: о прорыве в сельском хозяйстве, "походе за качество продукции", о пьянстве и хулиганстве, о необходимости срочного технического прогресса "на современном этапе", обострении идеологической борьбы

"на международной арене" и т. д., и т.п. С течением времени становилось все более ясно: каждый из поводов, вызвавших руководство на откровенность с народом, гораздо значительнее и катастрофичнее, чем изображается в этих "закрытых письмах". Почему-то в течение всех этих лет такие документы выпускались всегда в розовых корочках, и у меня сочинилась такая строка:

Полуправда в розовой обложке…

Дальше я ничего не придумал, да и нужно ли?

Очень еще далеко было до осознания всей глубины того провала, в котором находилась страна. Многие и по сей день ничего не поняли и сваливают все беды на "трех мужиков", которые, собравшись в охотничьем домике Беловежья да приняв там для храбрости по доброй чарке, выполнили заказ проклятых имперьялистов из Цэ-Рэ-У Сэ-Шэ-А и распустили "созданный волей народов великий могучий Советский Союз".

Глубинные причины развала: утопичность идеи, невозможность отстоять ее каким бы ни было путем, в том числе и внеэкономическим принуждением масс, жесточайшим, неслыханным террором, неизбежное при этом появление у власти и все большее торжество самых мерзких и своекорыстных, глупых и бессовестных человекообразных не осмыслены многими и сегодня.

А истина – именно в утопичности великой мечты человечества о всеобщем рае. Мечтает ли человек стать Богом или хотя бы ангелом?

Вряд ли кто-нибудь хоть слегка рассчитывает на это. А создать земной рай – вознамерились. Нелогично!!!

Сосредоточенные и помрачневшие, шли мы строем с того собрания в нашу землянку-каптерку. В это время у нас опять помкомвзводом стал

Гена Фетищев. Он ли произнес те запомнившиеся мне слова? Да нет, кажется они вырвались у молчаливого, добродушного, но и вспыльчивого

Витьки Андреева. Но само это пророчество помню четко: – Скоро Маркса разоблачат! -сказал кто-то из них, потемнев лицом.