Феликс Рахлин - Грудь четвертого человека

(солдаты, возившиеся там, были мне не знакомы) – и свернул в сторону.

Но и они меня заметили и, "проинструктированные до слез", приняли меня за "вражеского" лазутчика. Ведь войска, участвовавшие в маневрах, были разделены на две группы, под звездочку на пилотке мы нашили специальный знак отличия "наших" от "не наших" – белую квадратную тряпочку… У солдат "противника" тряпочки были круглые. Но меня, хотя по нашивке видно было, что "наш", задержала целая гурьба сверхбдительных воинов и повела к своему начальству. В свежевыкопанной землянке меня встретил бравый офицер, проверил мою служебную книжку, объяснил, что зенитный полк – "вот тут, рядышком", и я побрел наугад в полутьме. Вскоре наткнулся на запрятанный в землю и хорошо замаскированный танк – там возле него в яме, прикрытой ветками, кто-то возился.

– Слышь, друг, не знаешь, как мне к зенитчикам выйти? – спросил я наугад. Из укрытия вышел парень в комбинезоне и шлемофоне, по выговору – украинец, спокойно и обстоятельно объяснил дорогу. Точно следуя его указаниям, я шел и шел, как вдруг в еще более густой полутьме наткнулся на точно такое же укрытие, из которого ко мне вышел полчаса назад тот любезный танкист. Здесь тоже кто-то в яме возился.

– Эй, земляк, – снова крикнул я в темноту. – Не поможешь ли найти зенитный полк?

– Тю, мать-перемать нехай! – послышалось из недр. – Это опять ты?!

Сам не пойму, как это получилось, но я снова пришел на то же место, где совсем недавно побывал…

– Слушай, друг, покажи дорогу! – взмолился я. – А то опять вернусь!

Танкист добродушно ругнулся. Но пошел со мной по тропке и буквально через пять минут вывел меня прямо к нашей походной кухне.

Я еще и поужинать успел.

…Да, хотя я во время строевых смотров и откликался браво на приветствие "Здравствуйте, товарищи разведчики!", но в следопыты явно не годился…

Так прошло дней десять походной жизни. После чего произошло событие почти чрезвычайное: нам – всей дивизии! – устроили баню.

Баня была не походная (такие тоже бывают), а стационарная, действовавшая в совхозном поселке, только очень маленькая. Самая настоящая баня, в которой было лишь два недостатка: во-первых, очень мало воды (на каждого приходилось не больше шайки), во-вторых, весь

"моечный зал" был рассчитан на пять-шесть человек, а запускали человек по двадцать враз. Мы, стоя каждый со своей шайкой воды, терлись друг о друга, а помыться как следует не могли. Да ведь и время поджимало – своей очереди дожидались следующие двадцать солдат.

Мой друг Петро Попович, который всегда искал, где бы выгадать и как бы сачкануть, а если поработать, то с приятностью для себя, и тут решил пристроиться: напросился топить баню, целый день торчал в кочегарке и время от времени, используя свое "служебное положение", забегал в мойку, чтобы освежиться. К чему это привело – еще расскажу…

Так или иначе, баня внесла разнообразие в наш походный быт. Но основные события маневров пришлись на их последние дни.

Начальство нам декларировало заранее, что учения будут проходить

"в обстановке, максимально приближенной к боевой", с наименьшим количеством условностей и допущений, а также как бы с применением атомного оружия. Нам обещали в ходе "боя" давать всяческие "вводные" команды, то есть объявлять об угрозе с воздуха, химической атаке, атомном нападении со стороны "противника".

В один из последних дней маневров, рано на рассвете, полк был поднят по тревоге и маршем двинулся навстречу "врагу" – "в предвидении встречного боя". Меня подполковник Данилевский

(начальник штаба полка) забрал в будку штабной машины, приказал развернуть там радиостанцию, и я (сейчас самому не верится, но так было!) просидел в наушниках без сна и отдыха трое суток, поддерживая связь с совершенно незнакомым корреспондентом в микрофонном режиме. По голосу его, все время одному и тому же, понял, что и его не сменяют. О еде совершенно не помню – думаю, ее мне приносили…

В этой машине мы приехали в аккурат туда, где наш взвод готовил по ночам (как оказалось, именно для нее) противоатомное укрытие.

Правда, если б и в самом деле атомная бомба взорвалась, нам с машиной пришлось бы плохо: за несколько ночей, сколько мы ни долбили всем боевым коллективом проклятый гравий, яму выкопали чуть повыше колес – вся будка торчала над местностью.

Я сидел у столика, как и всегда во время работы за станцией, в очках, которые в то время годились мне и для чтения, и для дали. То и дело в будку заскакивали офицеры, о чем-то переговаривались с сухощавым, молодцеватым подполковником (ему явно нравилась и собственная командная роль, и вся обстановка военной игры), снова выпрыгивали наружу. Вдруг возле машины что-то оглушительно хлопнуло, и не успел я понять, что это взрывпакет, при помощи которого лично мне по приказанию Данилевского создали "обстановку, приближенную к боевой", как начальник штаба оглушительно рявкнул над моим ухом:

– Газы! Рахлин, газы!!! – и я, не будь дурак ("ужо продемонстрирую ему мою боевую выучку!"), выхватил из висевшего у меня на боку противогаза маску и стал ее напяливать себе на физиономию – прямо поверх наушников и очков! А она, конечно же, не надевается! И, конечно же, охваченный ревностным желанием проявить свою боеспособность, я не сразу понял причину такого поведения проклятого противогаза…

Бедняга подполковник чуть не лопнул на месте от хохота!

Долго – несколько часов – продолжался "бой". В один из его моментов подполковник вызвал меня на открытый воздух: полюбоваться имитацией ядерного взрыва. Над горизонтом мы увидели вспышку – конечно, не ослепительно яркую, как при настоящем атомном, а – красную, как солнце на закате. Но образовавшееся на месте взрыва темное грибовидное облако было похоже на то, что рисовали в брошюрах и учебниках. Все это очень смахивало на детскую игру, но – в ином масштабе. И, конечно, было совсем не страшно.

Наконец, подполковник приказал:

– Передай своему корреспонденту "555"!

То была кодовая фраза отбоя – конца учений или же только данной их части. Вызвав своего уже знакомого незнакомца, я радостно произнес эту условную цифру – и в ответ услышал ликующий голос:

– Вас понял: "555"!

Сразу стало понятно: парню смертельно надоело сидеть безотлучно у приемопередатчика. Совсем так же, как и мне

От начала активной части учений до окончания "боя" прошли сутки

Рано я обрадовался: на том же месте и в той же машине пришлось просидеть за радиостанцией еще два дня и две ночи. Где-то наш полк мотало – может быть, он выполнял задачу охраны от опасности с воздуха при погрузке танков на железнодорожные платформы. Зато в казармы все мы вернулись, как пишут в газетах, "усталые, но довольные".