Ёсио Марумото - Свободен как птица

– Сегодня мне показалось, что ты выиграл схватку, – сказал я Дзиро, лицо которого казалось очень бледным и каким-то тусклым.

– Ха-ха! – хрипло рассмеялся он.

«Да, поражение сказывается на нем», – подумал я, подыскивая слова, чтобы ободрить сына. Но в голову ничего не приходило, и я сказал только:

– Ничего, в следующий раз выиграешь.

– Да. – Дзиро взглянул на меня. – Все будет в порядке, – пробормотал он.

Несколько дней стояла солнечная погода, и ветер вздымал на улице пыльные вихри. Щуря глаза из-за кружившего ветра, Дзиро проговорил:

– Знаешь, хотел провести захват слева, но никак не удавалось схватить за набедренную повязку.

– Но когда вы оба упали, мне показалось, что позиция была равной.

– Ха-ха! – Дзиро опять отделался смешком.

Сегодня он выглядел непривычно. Недавно я увидел Дзиро, когда он, возвращаясь после поражения домой, шагал по узкой безлюдной улице. Он меня не заметил и шел медленно покачиваясь, уныло опустив плечи, со склоненной, как у сломанной куклы, головой. Весь вид сына говорил о горьком одиночестве. Такого Дзиро я узнал впервые, прежде мне не доводилось его видеть таким…

Пройдя вдоль Умабаси, мы вышли на широкую улицу, ведущую к храму Ниэнто, где совсем не было магазинов и прохожие встречались редко. На противоположной стороне улицы я заметил маленькую девочку. И ее круглая, как шар, головка, и платье, будто плывущее по земле, и форма выглядывавших из-под платья кукольных ног были точь-в-точь как у Миэко. Девочка побежала в мою сторону. Движимый желанием поскорее приблизиться к ней и рассмотреть, я невольно ускорил шаги. Но девочка тут же остановилась, постояла немного и, повернувшись, помчалась в обратную сторону. Фигурка девочки выделялась на дороге светлым пятном, красное платье даже издали бросалось в глаза. Когда расстояние до девочки увеличилось чуть ли не вдвое, она вдруг неожиданно исчезла. Не вошла в дом, а просто свернула с дороги. Я заморгал глазами, к горлу подступил ком. Подставив лицо навстречу налетавшему порывами ветру, я заговорил с Дзиро:

– Наверное, чтобы потолстеть, надо много спать?

– Да, и, кроме того, есть побольше.

– М-да, пожалуй, что так.

– Знаешь, папа, есть такие спортивные рубашки, которые надевают поверх тренировочных брюк.

– Да, знаю.

– Прежде я не обращал внимания, но, оказывается, тут неподалеку есть магазин, где они продаются очень дешево. Вчера я купил три штуки.

– В самом деле очень дешево?

– Тысяча девятьсот иен.

– За три штуки?

– Нет, за каждую, – пробормотал Дзиро несколько озадаченно. – Впрочем, какая разница! – Он бросил взгляд на меня.

– Конечно, конечно! Тысяча девятьсот – это очень дешево.

– Как ты думаешь, может, Хадзимэ такая нужна? Хочу ему послать.

– Да, Хадзимэ, кажется, тоже носит такие со своими вечно дырявыми тренировочными брюками.

– Пошлю, пожалуй, – сказал Дзиро, как бы разговаривая с самим собой. Заметив это, я промолчал и не сказал ему ни «да» ни «нет».

В котлетной я решил и сегодня сказать, что уже поел. Потягивая пиво, взял немного маринованных пикулей.

– Мне хочется кое о чем поговорить с тобой, отец, – начал Дзиро несколько официальным тоном. – С февраля со мной происходит что-то странное. На бедре появилась опухоль.

– В каком месте?

– Ну, на бедре. Даже набедренную повязку стало трудно завязывать. Я советовался со старшими товарищами и врачу показывался.

– С февраля? Почему же ты раньше об этом не сказал? – спросил я и сразу же вспомнил, чем тогда был занят. Как раз в феврале Акико оставила на моем столе заявление о разводе. Если бы он и захотел со мной связаться, это было нелегко сделать.

– В общем, ничего серьезного. Поэтому я и не советовался с тобой, отец.

– Правда?

– В клинике сказали, что где-то закупорился сосуд. А поскольку я занимаюсь борьбой, то операция – это не для меня. Операцией этот недуг устраняется довольно просто, а мне пока выписали лекарство, и я его принимаю. Но сейчас что-то стало хуже, и я подумал: может, тебе известен хороший врач.

– Так, значит, вена? И сильно болит? – поинтересовался я.

– Обычно не очень беспокоит. Но когда надеваю набедренную повязку, то бывает, что хочется поскорее ее снять. И когда вот так выгибаешься, ужасно больно… К тому же весь какой-то разбитый, вялый. А в последнее время начал худеть.

– Вот как? Говоришь, если сделать операцию, то быстро пройдет?

– Да, но ведь я борец.

– Хорошо, покажем тебя лучшему специалисту. Постараемся вылечить.

– Не стоит особо беспокоиться. Все будет в порядке.

– Нет уж, в таком состоянии ты не сможешь как следует бороться. Правда? – Дзиро молча кивнул. – Согласен? – с болью в душе спрашивал я. – А ведь в эти часы у тебя обычно были состязания.

Дзиро поднял глаза на стенные часы и улыбнулся. Стрелка показывала час. Отведя взгляд от часов, я увидел, что Дзиро смотрит на улицу, залитую ярким солнцем.

Когда мы вышли из котлетной, я ощутил необычайный прилив энергии. Я даже не пытался представить, в каком месте на бедре и насколько сильно там распухло. Для меня было ясно только одно – надо помочь Дзиро, еще только вступающему в жизнь, как можно скорее преодолеть тяжелые испытания. Благодаря тому что мне стало известно о несчастье Дзиро, обрушившемся внезапно, словно скала, я испытывал ощущение полноты жизни. У меня появилось дело, которое я должен сделать для сына, и оно было в моих силах. Разумеется, я смогу найти лучшего во всей Японии врача. Мне даже представлялось, что, если понадобится, можно раздобыть и мировую знаменитость. Сознание того, что я могу помочь Дзиро, если учесть, какие немыслимо трудные дела мне приходилось проворачивать на протяжении многих лет – например, если срочно требовалось, добывал до трех часов дня, до закрытия банков, миллион иен, – воодушевило меня, вызвало новый прилив сил и вместе с тем привело в состояние, близкое к умопомешательству. «Недочеловек», «мошенник», «негодяй». Эти унижающие мое человеческое достоинство слова, которые я слышал со времени банкротства, а пожалуй, еще и раньше – от партнеров, которых мне волей-неволей приходилось обманывать, – сейчас почему-то вновь зазвучали в моей душе и разбередили ее раны. Чувствуя, как из них сочится кровь, я шагал в сторону широкого проспекта.

Проспект был забит рядами машин. Мы стояли в ожидании зеленого сигнала светофора, чтобы перейти перекресток, и вдруг в моем воображении возникла картина: будто от машины, стоящей напротив, отделились колеса и покатились в разные стороны. А затем и у всех других машин колеса стали отваливаться, но эти катящиеся колеса почему-то не падали, а, медленно выписывая дугу, разъезжались в разные стороны. Дома вдруг все исчезли, и по ту сторону простиравшейся до самого горизонта груды мусора стояли Ёсиэ и Миэко, а среди других завалов мусора виднелись силуэты Акико и Хадзимэ. Я вглядывался в эти темные тени, торчавшие словно сваи в обмелевшей лагуне. Постепенно они утратили человеческие очертания и превратились в настоящие сваи черного цвета. Их поглотил начавшийся прилив. Черный прилив, подобно растущей вширь пелене, захватывал пространство и подступал ко мне. Теперь он казался мне тучей, поглотившей все вокруг. Сам я, окруженный белыми зданиями, стоял в полосе ослепительного света. Пелена тянулась до того места, где стояли эти четыре силуэта, далее все бесследно исчезало…