Анна Лавриненко - Восемь дней до рассвета

Пару дней назад он показал мне, где живет, и этот дом стоял как раз прямо передо мной. “Наплевать”, – подумала я… зашла в подъезд, поднялась по лестнице и уселась между пятым и шестым этажом. Ждала я недолго: он вышел минут через десять. Сначала он меня не заметил, долго возился с ключами, напевая.

– Supergirl… and supergirl don’t cry… my supergirl…

Но вдруг поднял голову, увидел меня и замер на месте, а потом, очнувшись, спросил как ни в чем не бывало:

– А ты что, сегодня в школу не пойдешь?

– Не-а… – помотала я головой.

– А-а-а… хочешь ко мне? У меня дома никого.

– А как же школа?

– Чья? Моя? А фиг с ней.

– Пойдем…

– Да ты совсем замерзла, – сказал он и, продолжая напевать, закрыл за собой дверь в квартиру.

– Аnd supergirl just fly…

Они с мамой жили в маленькой двухкомнатной квартире. Он отвел меня на кухню, усадил на табурет, рядом с батареей, чтобы я хоть как-то отогрелась, и налил чаю из еще горячего чайника.

– Ну, что случилось? – спросил он меня.

Мы пили чай из чашек с бледно-голубой каемкой и ели конфеты. Даже странно, что запомнились такие мелкие детали, как названия конфет и узор на чашках. Я с трудом могу вспомнить, что ела вчера на ужин, а вот то, что тогда в вазочке лежали “Мишки на Севере”, помню до сих пор.

– У тебя есть курить? – спросил он.

Я кивнула, достала пачку “Парламента” и протянула ему. Мы взяли по сигарете и закурили. Вроде ничего особенного, но я вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Я и сигарету держала не как обычно, все старалась сделать это так, чтобы со стороны смотрелось хорошо. Мне показалось, что мы играем чьи-то роли. Как будто мы смотрим какой-нибудь американский фильм по телеку. Я играла роль полного безразличия и равнодушия, а он этакого парня, к которому все приходят поплакаться в жилетку. Но мы не были ни тем, ни другим, и у нас было не кино, поэтому пришлось открывать форточку и балкон, чтобы запах выветрился и его мама ничего не почувствовала, а такого в кино, конечно, не бывает, или, быть может, там этого просто не показывают?

Когда мы вошли в его комнату, вся наигранность куда-то испарилась.

Мы стали обычными шестнадцатилетними детьми, которые прогуливают школу. Иными словами, мы стали самими собой, и больше не возвращались к нашим ролям.

В его комнате царил жуткий беспорядок. Впрочем, для шестнадцатилетнего мальчишки это не было чем-то особенным и совсем не удивило меня. Везде валялись вещи, диски, кассеты, книжки, тетради…

На стенах висели постеры формата А4, выдернутые из журналов: “Red

Hot Chilli Peppers”, Джон Бон Джови, Marilyn Manson, “Guano Apes”,

“Radiohead”, “No Doubt”, из почти русских – “Океан Эльзи” и “Вопли

Видоплясова”, из совсем русских – Земфира и “Мумий Тролль”. Среди всего этого собрания групп и рок-певцов скромненько затесался плакат с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсон. Я поразилась разнообразию музыкальных вкусов моего приятеля, большинство групп я не слышала и по названию, но плакату с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсон искренне порадовалась, хотя и не была фанаткой “Секретных материалов”, – они, единственные, показались чем-то родным среди этого сборища.

Я занялась разглядыванием кассет на полках, через те, которые валялись на полу, я аккуратно переступила.

– А ты что слушаешь? – спросил он меня.

– Радио, – ответила я.

– Как радио? – он хлопал ресницами, которые у него напоминали бы девчоночьи, если бы были чуть длиннее, и приоткрыл от удивления рот.

В этот момент он показался мне самым милым и искренним человеком на земле.

Позже он приучил меня к музыке, которую слушал: и многие из его дисков и кассет перекочевали ко мне. Иногда мы могли подолгу выбирать диски с музыкой, часами простаивая в музыкальных магазинах.

– Откуда ты знаешь про эти группы? – спросила я тогда.

– Отсюда, – сказал он и кинул мне парочку журналов с заголовком

“NME”, про такие я слышала первый раз.

– Мне их брат привозит из Москвы, – сказал он, увидев мое удивление, здесь их фиг найдешь, даже если и продаются, где… а в Москве, как он рассказывает, таких навалом. Он тоже музыку любит, но только совсем не такую, несовременную. Типа “Beatles” и все такое. А мне, говорит, надо идти в ногу со временем.

– Брат? – удивилась тогда я. – А я думала, ты один в семье.

– Ну, вообще-то он мне не брат, он брат моей мамы, а мне, значит, дядя, но я его братом зову.

– А чем он занимается? Работает?

– Вроде того… машины продает, а еще иногда ремонтирует их или разбирает на части…

– То есть как, ворованные, что ли, машины?

– Может, и ворованные, я не знаю, – совершенно безразлично ответил он.

– А ты за него не волнуешься? Ну, что поймают или еще чего?

– Нет, ты моего брата, то есть дядю, не знаешь, он хитрый очень… а вообще я в его дела поменьше вникать стараюсь, да он сам и не разрешает. Он ведь у нас единственный родственник, знаешь… нет, есть, конечно, бабка и отец, – и он ткнул мне в атлас, висящий на стене, – но они вот здесь, видишь?

– Да, – кивнула я, – далековато отсюда.

– Конечно, далековато, дня три на поезде…

Мы, конечно, тогда и подумать не могли, что чуть больше, чем через год, поедем именно туда, куда он только что ткнул пальцем.

– Говорил же, посмотри на карту, сколько нам еще ехать… А ты все успеем, да успеем, теперь нам до этой гостиницы пилить и пилить, ночь ведь уже.

– Успокойся, я же веду… можешь пока поспать…

– Поспать, поспать, надо было на карту смотреть, говорю же.

– Да не ворчи ты, – я покосилась на него, и мы оба прыснули: даже ссориться по-настоящему мы никогда не умели…

– А я сейчас знаешь что вспомнил? – спросил он меня.

– Понятия не имею.

– Наш с тобой вальс.

Я промолчала.

– Ты его помнишь?

– Еще бы…

Познакомились мы в начале осени, а весной уже заканчивали школу. Мы вместе прогуливали уроки, делали домашние задания, гуляли в парке, завистливо глядя на счастливые парочки, проходившие мимо нас: впрочем, нас и самих можно было бы принять за парочку, если бы не наши угрюмые лица.

Мы кое-как сдали экзамены и стали ждать выпускного вечера.

У нас их было два: один его, куда пришла я, другой мой, куда пришел он.

– Мне просто не выжить там без тебя, – сказала я. И он понял, он всегда меня понимал.

Если бы не он, я бы, конечно, ни за что не пошла на собственный выпускной. Все девочки считали его чуть ли не самым главным событием в своей жизни. Они накупили нарядов, сделали прически и модный макияж. И действительно, многие преобразились до неузнаваемости: длинные вечерние платья, короткие юбки, свободные брюки и блузки, купленные в самых дорогих магазинах, – все это так и мелькало перед глазами. Я видела, как парни провожают взглядами девушек, оценивая их с ног до головы. Мой наряд тоже был продуман идеально. Его мы начали выбирать за два месяца до выпускного, и это был нелегкий труд. Нам пришлось обойти много магазинов и скопить порядочную сумму денег. Но потратились мы не зря. Мне он нравился.