Лев Правдин - Море ясности

Вот и попался… Сейчас веселая начальница схватит его и закончится его путешествие в самом начале!

Конников, этот ни на кого не похожий человек, сказал:

— Мы это дело решим так. Сейчас пошлем твоей маме телеграмму, чтобы не беспокоилась. А ты, — он широкой ладонью помахал перед красной Ритиной фуражкой, — ты нас не видела. Договорились?

Рита радостно закричала:

— Ты меня куда нацеливаешь, Конников?

— Договорились?

— Ты меня на преступление нацеливаешь. Не пройдет. Я сама куда надо пошлю телеграмму.

— Не пошлешь, — уверенно сказал Конников.

— Не надейся.

— А я как раз надеюсь…

— Наша станция передовая. Мы за переходящее знамя бьемся. Знаешь, какие у нас показатели?

— Знаю. Передовые.

— А ты их смазать хочешь! Понял?

Вот так решалась Володина судьба, а он стоял и думал, хорошо бы сейчас убежать. Это было бы самое верное дело. Дорогу на этот Ключевский кордон он как-нибудь и сам нашел бы. Он убежал бы, если бы не такая темная ночь, не такая черная тайга. И, наверное, рыщут там под елками разные звери и злобно щелкают зубами. А люди сейчас все спят, и никто не придет на помощь, никто не укажет дорогу на кордон.

Придется потерпеть до рассвета. Если они даже и пошлют свою телеграмму, то все равно до утра никто за ним не приедет. В городе тоже все спят. И мама, наверное, спит. А может быть, и не спит. Лежит, может быть, на своей кровати, смотрит на высокую вечкановскую звезду и думает про Володю: где-то он сейчас? что делает?

Конников что-то тихо говорил Рите, а та слушала, смешно моргая своими черными блестящими глазами, как будто хотела заплакать. Или рассмеяться. Не разберешь. Но она не заплакала, она просто сказала, задумчиво разглядывая Володю:

— Вон какое дело… Фронтовая, значит, его несчастная любовь. Слушай, Конников, война кончилась — уже пятнадцать лет прошло, а как же мальчонка? Ведь ему годков-то сколько…

— Тише, Рита, — сказал Конников.

Она очень громко вздохнула и вдруг сердито закричала:

— Задурили вы мне голову!

И сразу же без остановки рассмеялась.

Конников взял за руку Володю и потащил к выходу, а она все еще вдогонку кричала:

— А телеграмму, будь спокоен, сейчас же дам. Срочную!

— Зачем телеграмму? — спросил Володя, поеживаясь от сырого таежного ветерка.

Конников неопределенно ответил:

— А ты как думал?

И Володе показалось, что его спутник — этот необыкновенный человек — тоже, как и все простые, ничем не замечательные люди, не понимает его и даже, кажется, осуждает его поступок и, может быть, он договорился с веселой начальницей отправить Володю домой.

Ему стало так плохо, вот будто он потерялся и один идет по темной тайге. Так он шел, спотыкаясь о какие-то не видимые в темноте мягкие кочки, и хлюпал носом от жалости к самому себе. А Конников идет себе впереди и посвистывает. Ему что! Он человек свободный и бесстрашный.

От этих мыслей Володе стало так уж плохо, что терпеть такое положение он дальше не мог.

— А других выдавать хорошо разве? — спросил он отчаянным голосом.

— Шагай, шагай, — донеслось из темноты.

— Все равно убегу.

— Куда?

— Знаю куда.

Но Конников даже не обернулся. Посмеиваясь, он проговорил на ходу:

— Далеко не уйдешь. Здесь у меня кругом все дружки. Мне стоит только свистнуть, как тебя тут же схватят и ко мне приведут.

— Кто схватит? — Володя осторожно поглядел по сторонам. — Тут и нет никого.

— Тогда вот посмотришь.

— А что будет?

— Хочешь, свистну?

— Никого тут нет, — повторил Володя, но сам подумал: «А может быть, есть».

Все тут может быть, в этой черной тайге. Все здесь совсем не так, как в городе. И станция не такая, и темнота, и люди, и повадки людей. Все не такое. В городе сколько ни свисти, никто никого не схватит, а тут?.. А все-таки интересно, что получится, если Конников свистнет?

Розовая старушка говорила в вагоне: «Хорошему человеку тайга зла не сделает». Вот идет очень одинокий мальчик. А какой он: хороший или нет? Если по-городскому считать, то не очень уж хороший. А если по-таежному, то как?

Конников спросил:

— Что припух?

— Ничего я не припух.

— Я вижу…

Но Володя уже дошел до того, что у «его забегали по спине мурашки, и ему захотелось выкинуть что-нибудь отчаянное. Охрипшим голосом он выкрикнул:

— Свистите!

И вот тут раздался свист! Такой свист пронзительный и раскатистый, будто под каждой елкой, под каждой сосной засвистело сто человек; и Володе показалось, что внезапно сверкнула молния; и сейчас же вокруг залаяло сто собак; и где-то между сосен заблестели бледные огни; и тонкий мальчишеский голос издалека грозно отозвался:

— Ктой-то иде-от?

Володя хотел крикнуть: «Я иду!», но почему-то у него получилось не так. У него получилось: «Мама». Он кинулся к своему спутнику и, споткнувшись, выронил сумку и сам упал на мягкую мховую кочку.

— Идет… Идет… Идет… — звонко орали мальчишки, прыгая вокруг Володи.

Он разозлился на весь свет: на эту чертову кочку, на собачий лай, на бестолковых мальчишек, которым только бы орать в лесу, и на самого себя: ну, чего испугался, дурак! Все знают, что это эхо по лесу раздается.

А тут еще где-то в темноте, в чащобе громко рассмеялся Конников. Подумав, что он смеется над ним, Володя еще злее рассердился. Подняв голову к черному небу, он закричал:

— Да чего вы все тут!..

И вот тут-то он и струсил как следует: неизвестно откуда, прямо из темноты на него прыгнул какой-то черный зверь. Хрипящая пасть ткнулась в лицо, обдав его своим жарким дыханием. Закрыв голову руками, Володя ткнулся в мягкий мокрый мох и замер.

И снова в темноте раздался смех Конникова:

— Соболь, ко мне!

Сразу стало понятно, что неведомый зверь — это просто собака и, наверное, такая черная, что ее не видно во мраке, потому и назвали ее Соболем. — Ну, что ты, дурак, — ласково укорял Конников Соболя. — Не узнал? Эх ты. Ну, ладно, ладно, нечего оправдываться…

Сидя на кочке, Володя наконец-то разглядел собаку. Она, повизгивая от восторга, кидалась Конникову на грудь, старалась лизнуть его лицо, но так высоко не могла допрыгнуть. Тогда она кинулась к Володе и горячим языком облизала его щеку.

Конников закричал на весь лес:

— Карасик, это я-а!

Мальчишеский голос прокатился по тайге, такой звонкий, будто сто веселых птиц пронеслось между деревьями:

— Конников! Иди сюда-а-а!

В той стороне, откуда выпорхнули звонкие птицы, наверное, был конец этого черного леса. Там, сквозь частые стволы сосен, переливчато светилось что-то очень большое, похожее на длинное слоистое облако, а на этом облаке, как большие звезды, мелькали редкие, золотистые огни.

Что это такое, Володя не знал. Он был подавлен всеми чудесным тайнами, опасностями и открытиями, на которые не скупилась тайга.