Лев Правдин - Море ясности

— Соболь нашел.

Вот это здорово! Рассказать ребятам в школе, не сразу и поверят. А это было одно из тех чудес, к которым Володя уже начал привыкать.

Вот настало утро, и снова начались всякие чудеса, так что Володя никак не мог сообразить, во сне это или он уже проснулся. Он даже начал подумывать, что он совсем и не убегал из дома и все ему приснилось.

Уж очень не походило на обыкновенную, привычную жизнь все то, что с ним произошло. И прогулка по черной тайге, и разбойный свист в темноте, и многоголосый лай собак, и девочка по имени Карасик. Все это сон, стоит только открыть глаза — и все кончится.

Он так и сделал: открыл глаза, и ничего не кончилось! Совсем наоборот. Тут началась такая жизнь, что не увидишь и во сне!

Жизнь началась красная, как кровь, как солнце, как флаг! Володя лежал на широкой скамейке у окна, в незнакомой комнате. И комната, и все в комнате: печка, потолок, окна — все залито густым вишневым светом.

А посреди комнаты на красном полу стоял плотный человек в блестящем плаще и, высоко подняв руки, держал под жабры большую рыбину. Рыбина слабо пошевеливала широким, как две ладони, хвостом. С хвоста стекали на пол рубиновые капли, похожие на капли вишневого сока. И-с плаща тоже капал вишневый сок. Как будто человек этот, для того чтобы поймать рыбину, нырял за ней в самую красную газированную воду.

Он высоко поднял свою добычу и зверским голосом зарычал:

— Зимогоры, подымайтесь! Глядите, какого я тайменя поймал!

А глаза у него были очень веселые, и сам он смеялся.

Из соседней комнаты выскочила Катя в длинной розовой рубашке, растрепанная.

— Папка явился! — закричала она.

Не поднимая головы, Володя осторожно поглядывал из-под одеяла: так вот он какой Карасик-папа! Это он, значит, трое суток прожил на бонах, в тумане и сырости. Оттого он так зверски и рычит. Потому что, если он будет говорить обыкновенным голосом, то его никто и не услышит.

— Мать спит? — сиплым шепотом спросил он.

— Спит, она ночью пришла.

— Ты ее не буди.

— А у нас гости: Конников.

— Видел. Он за мыском плотик вяжет.

Карасик-папа положил рыбину на стол, снял свой блестящий плащ и повесил его у двери.

Володя прислушался: что там за мыском делает Конников? Тут все говорят какие-то непонятные слова.

Катя, надевая спортивные брюки, проговорила шепотом:

— Вот спит мальчик. Зовут Володя. Конников говорит: он бесстрашный.

Смешно, все время говорила громко, даже кричала, а как про Володю, так шепотом. Это она думает, что он спит.

Карасик-папа тоже шепотом прохрипел:

— Отчаянный. Помоги-ка мне.

Стаскивая с отца огромные резиновые сапоги. Катя рассказывала:

— Он из дома убежал, мама рассказывала, и теперь его разыскивают. А Конников хочет его на плоту увезти.

— Отчаянный, — повторил Карасик-папа, — подай-ка мне кирзовые сапоги, надо Конникову помочь.

Из соседней комнаты послышался голос Карасик-мамы:

— Петро, а ты бы дома посидел с таким горлом.

Что-то очень знакомый голос, где-то Володя уже слышал его. Пока он соображал, где он мог слышать этот голос, Карасик-мама вышла из спальни. Так это же веселая начальница Рита!

Володя спрятал голову. Теперь ничего хорошего не жди. Теперь вся надежда на Конникова.

— Спит? — спросила Карасик-мама, поглядывая на Володю.

— Спит.

— Ночью телеграмма пришла от его мамы.

Она еще что-то сказала, но Володя не разобрал. Ему вдруг стало так трудно дышать под одеялом, что он больше не выдержал.

— А я все равно убегу на кордон! — громко сказал он, откидывая одеяло.

— Ох, какой ты настырный! — засмеялась Карасик-мама.

А дочка, аккуратно складывая пухлые, как у мамы, губы строго поправила:

— Он бесстрашный.

— Я пошел все-таки, — прошипел Карасик-папа.

— И я с вами, — засуетился Володя и начал собираться, — подождите, пожалуйста…

Спал он одетый, как свалился, так и уснул, только ботинки были сняты да пальто. Сборы поэтому были недолгими: раз-два — и готово.

— Никуда ты не пойдешь, — сказала Карасик-мама Карасику-папе. — Конников и без тебя справится. А Володю, если уж ему крайне необходимо, Катерина проводит.

Володя выбежал на крыльцо и сразу же лоб в лоб столкнулся с огненно-алым солнцем. Оно только что оттолкнулось от мохнатой заречной горы, и было очень веселое, озорное, и все кругом веселилось, плясало и пело от радости.

На стены домиков и на стекла лучше было и не смотреть — они блестели наперегонки: кто ярче. Стволы высоченных сосен сверкали, как древки праздничных флагов, отбрасывая прямые синие тени через весь берег. Сквозь кроны сосен пробивались огненные пики золотого света.

Птицы трещали и свистели на разные голоса.

Розовый туман плясал над огненной рекой.

Соболь, тоже красный, как лиса, подлетел к Володе и, как друг, положил лапы на его плечи. Они вмиг подружились.

— Пошли, — сказала Катя, появляясь на крыльце.

На ней была та же старая стеганка, только уж без пояска, и блестящие сапожки. Она говорила на ходу:

— Ты, наверное, думаешь, что моя мама несерьезная? Ты не знаешь, какая она на работе? Очень строгая. Она просто веселая. А у тебя?

Они пошли по сырому песку. Соболь подбежал к реке и понюхал воду.

Володя вспомнил свою маму и вздохнул. Какая она? Конечно, она очень хорошая. Она самая лучшая. Только ей все время некогда. А раньше и она веселая была, и он никогда не думал, серьезная она или не очень. В футбол играла с мальчишками, болтала всякую веселую чепуху. И в то время ничего не скрывала от сына. Сразу отвечала на все его вопросы.

Он молчал, и Катя, наверное желая его утешить, тихонько сказала:

— Ну, ничего…

Как будто по голове погладила. Эти девчонки всегда лезут со своими утешениями. Володя вспылил:

— А у меня мама, знаешь, какая? Я вот тебе картину покажу. На фронте она, у палатки сидит.

— А я уже видела. Конников показывал, когда ты спал.

— Тогда и нечего спрашивать!

— Ух, какой! Зачем ты от нее убежал, удивляюсь?

— Убежал, и все. А тебе-то что?

— Уж и спросить нельзя?

— А чего спрашивать? Я тебя не спрашиваю.

— Так я ведь из дома не убегаю, — задиристо проговорила Катя и тут же поняла, что этого не надо бы говорить. Она не бегает… Подумаешь, чем расхвасталась. А для чего ей бегать, когда у нее папа есть? А у Володи нет, и он думает, что Снежков его отец, а мама говорит, этого быть не может, и он напрасно надеется.

Засунув руки в карманы пальто, Володя шел впереди. Вода широкой, ленивой волной набегала на берег и снова откатывалась, как будто кто-то легонько раскачивал реку.

В тишине было слышно, как Соболь звонко пьет розовую воду.

Володя остановился. Соболь сейчас же перестал пить и подошел к нему. Володя погладил его, и тот тихонько заскулил, тычась холодным носом в Володину руку.