Анна Коростелева - Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара

Чтобы не разбудить свернувшегося и спящего внизу, во дворе, громадного пса Тиля, которому свойственно было оглушительно гавкать, Ребекка беззвучно показала Габриэлю, что аплодирует, и долго еще лежала молча, не засыпая и глядя в щель между ставнями на полоску светлого летнего неба.

...Проснувшись рано утром, Ребекка на пробу выглянула из окна и, набравшись смелости, окликнула Габриэля. Он подошел к окну с расстегнутыми запонками, с черной атласной лентой, которой он завязывал волосы.

- Все дары Иерусалима, Мекки, Каира, Самарканда - для тебя, Ребекка, - приветствовал он ее в своей обычной шутливой манере.

- Над чем ты сейчас думаешь? - спросила Ребекка.

- Над условиями трансверсальности в задачах со свободным концом, - отвечал он, смягчая улыбкой ужасность ответа. Он зажал зубами один конец ленты и завел руки за голову, подвязывая волосы повыше.

- Габриэль, ты - сам Шломо ха-мэлех [3] Царь Соломон (ивр.) !

- Что?.. Боже мой, нет! Я о Ребекке.

Хаим представил себе, как он будет уговаривать Ребекку - упрямую Ребекку, которая умней Хаи, своей матери, - а видит Бог, как трудно было спорить с Хаей, - и которая не умеет ценить как должно богатого человека с положением, а видит в нем только то, что он есть.

- Ай-вай , вай ме , зачем вам эта лихлухит , замарашка? - начал он привычно.

- Она счастье моей жизни и свет очей моих, - сказал Лиувилль аль-Джаззар.

- Ребекка! Ребекка, выйди, - закричал Хаим-Аншел. - Тут к тебе сватается один уважаемый человек!

Ребекка медленно спустилась по лесенке с тремя поворотами, низко опустив голову, закусив губу и стараясь закрыть лицо накинутым на голову платком, но с предпоследней ступеньки увидела Лиувилля аль-Джаззара, отбросила платок и с криком "Габриэль!" вспорхнула, вихрем пронеслась через лавку и повисла у него на шее, обвив ее руками и на всякий случай ухватившись за него покрепче.

- Каким образом можно было это успеть? - только и сказал в изумлении Хаим-Аншел.

...С тех пор, как Ребекка перебралась в дом к мужу, двери лавки ее отца всегда были широко открыты для Лиувилля аль-Джаззара, а двери дома Лиувилля тоже закрывались не плотно, поскольку в них то и дело прошмыгивали сестры Ребекки, так что он привык и не очень удивлялся, если с порога родового гнезда Лиувиллей на него иной раз пахнет фаршированной рыбой и тейглахом. Ребекка садилась с сестрами вышивать, и, вернувшись домой, Лиувилль часто заставал у себя всех четырех красавиц сразу. В Париже поговаривали, что Лиувилль спит со всем этим гаремом. Это была неправда, но епископ при встречах посматривал на него неодобрительно и больше не давал ему никаких поручений.

...В конце месяца Лиувилль столкнулся на парадной лестнице с секретарем Академии Мопертюи.

- Мсье Лиувилль, когда вы подадите на рассмотрение комиссии ваши приборы? Остается только два дня.

- Я вовсе не собирался подавать никаких приборов на рассмотрение, - удивился Лиувилль. - Мне и в голову это не приходило.

- Господи, сколько раз им повторять, - говорил он вечером Ребекке и Греви, - я нуждаюсь в звании главы Академии не больше, чем в официальном титуле Шейх-ар-Раис . Кстати, - он взглянул на Ребекку, - похвали меня, я нашел способ заставить Академию потратиться на создание научной библиотеки, подобной берлинской.

- Можно я буду хвалить тебя словами из Песни Песней? - спросила Ребекка.

- Как тебе будет угодно.

Сказав это, Лиувилль отослал Греви до завтра и опустил шторы, чтобы в доме воцарилось освещение ночи, при котором уместнее всего было немного поколдовать над будущим рода Лиувиллей.

Единичный эксперимент не есть эксперимент (нем.)

если на то будет воля Аллаха (араб.)

Царь Соломон (ивр.)