Мария Арбатова - Дегустация Индии

– Развитие экономики, слава богу, не дает дороги ни в сторону совка, ни в сторону дореволюционных ценностей, – напоминала я.

– Когда в августе 91-го мы все выбегали на улицу и кричали «Свобода, свобода!», мы считали, что вся ложь, все эти дурацкие правила остались в прошлом, и были очень счастливы. Но прошло полтора года, и мы почувствовали, что старые правила исчезли, а новые не появились. Наступила эпоха «беспредела». И Ельцин, и Путин жалуются на отсутствие «национальной идеи», и Путин сформулировал ее как создание конкурентоспособности. Но в чем? – вопрошал Игорь. – Логично становиться конкурентоспособными в том, что для нас традиционно и органично, а не во всем. Национальная идея существует примерно так же объективно, как закон сохранения энергии или закон всемирного тяготения, ее нужно не выдумать, а выявить.

– Игорь, я участвовала в паре заседаний еще ельцинской команды по созданию национальной идеи, тогда не удалось выявить ничего, кроме «поправь свой забор, вычисти свой двор, посади дерево»! – признавалась я.

– Это уже технология обустраивания России, как сформулировал Солженицын. А мы еще не ответили «зачем». Чтобы разрушить европейскую культуру, нужно было разрушить религию. Это прекрасно понял Достоевский, утверждавший, что если бога нет, то все дозволено, значит, скоро не будет человека. На самом деле Достоевский предвидел Сталина, а мы не прочитали это в «Преступлении и наказании», Достоевский показывает, что убийца с улицы и убийца с теорией одно и то же. А Сталин – это убийца с идеологией. Сегодня у нас второе издание идейного кризиса, мы неправильно решили эту проблему в начале XX века и вынуждены к ней вернуться, как человек, у которого неправильно срослась рука и нужно снова ломать.

– Что значит ломать? – удивлялась я.

– Для этого надо осознать правду и громко ее произнести. По Марксу, социализм – это отсутствие эксплуатации, когда никто не присваивает продукты чужого труда. В СССР уровень эксплуатации был гораздо выше, чем на Западе, а слой эксплуататоров назывался номенклатура. И это не было капитализмом, потому что ни один секретарь обкома не мог продать здание обкома. Из-за этого люди разучились понимать, что такое собственность... – продолжал Игорь. – В отсутствие настоящего социализма социалистическая идеология была формой обмана и контроля.

– Но как объяснить это людям, которые сейчас идеализируют наш социализм по причине своей старости или по причине своей молодости?

– Через исторические факты! История СССР – это разные формы контроля над обществом. Сначала был грубый террор. Почему либеральный Хрущев пришел на смену кровавому Сталину? Ведь тоталитарный режим сам собой не реформируется! Потому, что в начале шестидесятых начались мощные восстания в сталинских лагерях: Печоре, Салехарде, Кингире, Экибастузе, Воркуте, Норильске. С руководителем одного из этих восстаний я общался на первой конференции общества «Мемориал». Он рассказывал, как сто тысяч заключенных подняли бунт, как их бомбила авиация, как его возили в самолете в Москву на переговоры с членами политбюро. После этого физический террор поменялся на идеологический, стали затыкать рот, никого не сажали, начались косвенные репрессии...

– Что значит косвенные?

– Началось освоение целины, бессмысленное с точки зрения экономики – у нас были неосвоенные участки Черноземья. Это была косвенная форма контроля над самыми активными пассионариями. Русских эмигрантов в 56-м году пустили в Союз, но только чтобы жили на целине. Начался контроль с помощью затыкания рта. Цензура дошла до того, что сказать нельзя было вообще ничего, потому что каждое слово вызывало какие-то ассоциации, как говорили цензоры, «неконтролируемые ассоциации». Любимову запретили ставить «Бориса Годунова»! Язык Пушкина запретили, потому что он вызывал ассоциации!

– Я помню это. Как молодой драматург я в это время была практиканткой в Театре на Таганке... Речь шла о том, что цензура хотела убирать куски из Пушкина... – Помню, что это не воспринималось тогда так трагически, просто очередной прикол из театра абсурда, который казался привычным и естественным.

– После того как отменили цензуру, начался контроль через финансы. Сегодня свобода слова, но что толку, если у нас из 147 миллионов граждан только 8 миллионов имеют загранпаспорта и только 5 миллионов реально выезжали...

Есть страны, разделенные в пространстве, как Северная и Южная Корея, а у нас страна разорвана во времени, до 17-го года это одно государство, а после совершенно другое, а теперь совершенно третье. Здесь не только императора поставили к стенке с женой и детьми, а были уничтожены все сословия, дворянство, духовенство, купечество. Казачество было расказачено, кулачество было раскулачено. В декабре 1917 года Ленин издал декрет, по которому весь корпус российских законов был запрещен к употреблению.

– Так никто этого и не отрицает, и парламент должен принять еще несколько тысяч законов, чтобы хоть как-то обустроить жизнь...

– Их можно принять миллионы, но ничего не изменится, пока общество и государство не обернутся в сторону морали. Царская Россия, Советский Союз и наша Россия разные государства еще и потому, что даже мораль разная. В царской России была мораль православная, а в СССР – коммунистическая. А у нас – никакой! И я полагаю, что нужно не возвращаться в девятнадцатый век, а вписать российскую историческую логику в двадцатый и двадцать первый века. Мы ведь родились не под залп «Авроры», наша страна существует с восьмого века. Мы не можем вернуться в ту монархию, но придать особый статус потомкам Романовых необходимо. У нас же так мало сплачивающих символов, а Романовы – это живое воплощение единства нашей страны.

– Сегодня все европейские короли имеют опереточное значение, я не большая поклонница династийности во власти.

– Российская империя рухнула во многом потому, что армия присягала императору, а когда император отрекся от престола, армия побежала в разные стороны. Кому сегодня присягать? Президенту, который на один срок? Когда есть живая династия, которая сохраняет и продолжает себя, военный знает, кому он присягает.

– Но наиболее боеспособные армии мира сегодня – это контрактные двуполые. И их сила не в фигуре, которой присягают, а в экономическом контракте и профессионализме.

– Идея преемственности, идея восстановления идентичности может быть реализована не только через восстановление декоративной монархии, но просто через историческое покаяние. Советский Союз возник в результате войны и уничтожения исторической России. У Солженицына есть такая фраза: СССР соотносится с исторической Россией, как убийца с убитым. Потомки Романовых подали заявление в Верховный суд с требованием реабилитировать убитого императора. И что произойдет, если в судебном решении будет написана правда, что он не расстрелянный преступник, а невинно убиенный? Ну, уж его дети точно не расстрелянные преступники! Если это признается наконец, значит, преступник тот, кто его расстрелял и лежит в Мавзолее. То есть вся страна поклоняется мощам преступника?..