Чак Паланик - Незримые твари

- У вас двое грудей молодой женщины, - сказал Альфа Ромео агентше уже не помню в каком доме.

Из Ванкувера мы снова въехали на территорию Соединенных Штатов как Брэнди, Сэт и Бубба-Джоан, посредством сверхпрофессионального рта Брэнди Элекзендер. И по пути в Сиэтл Брэнди читает нам про маленькую еврейскую девочку с непонятным мышечным заболеванием, которая превратила себя в Рону Бэррет.

Все мы по-прежнему рыщем по богатым особнякам, собираем наркоту, берем напрокат машины, покупаем шмотки и сдаем шмотки назад.

- Расскажи нам гадостную личную историю, - говорит Брэнди проездом в Сиэтл. Брэнди, которая все время мною командовала. Которая сама так близка к смерти.

Вскрой себя полностью.

Расскажи историю моей жизни, пока я не умерла.

Зашей себя наглухо.

Перенесемся обратно, на съемки для журнала мод, на ту самую бойню, где цельные свиньи без внутренностей висят плотно, как бахрома, вдоль движущейся цепи. Мы с Эви одеты в праздничные платья из нержавейки от Бибо Келли, а цепь жужжит за нами со скоростью сто свиней в час, и Эви спрашивает:

- Ну, был твой брат изуродован, а дальше что?

Фотограф смотрит на шкалу освещения и говорит:

- Не-а. Не годится.

Арт-директор сообщает:

- Девочки, туши сильно бликуют.

Каждая свинья проплывает мимо, огромная как пустотелое дерево, вся красная и блестящая изнутри, и покрытая снаружи по-настоящему прелестной свиной кожей, как раз после того, как кто-то убрал щетину горелкой. В сравнении начинаю казаться себе щетинистой, и отсчитываю дни, прошедшие с моей воскоэпилляции.

А Эви начинает:

- Твой брат...

А я вроде как считаю: пятница, четверг, среда, вторник...

- Как он от уродства дошел до смерти? - спрашивает Эви.

Свиньи эти проплывают мимо слишком быстро, чтобы арт-директор успевал припудрить их блеск. Становится интересно, как свиньям удается поддерживать кожу такой миловидной. Сейчас фермеры что, крем от загара используют, что ли? Пожалуй, прикидываю, прошел месяц с того времени, когда я была такой же гладенькой. Как некоторые салоны жгут своими новомодными лазерами, даже с охлаждающим гелем, - с тем же успехом они могли бы применять и газовые горелки.

- Девушка в облаках, - зовет меня Эви. - Позвони домой.

Все просторное помещение охлаждается слишком сильно, чтобы шляться тут в платье из нержавейки. Ребята в белых мешковатых халатах и сапогах на низком каблуке продувают раскаленным паром места, где у свиней были внутренности, - а я готова поменяться с ними занятием. Я готова поменяться занятием даже со свиньями. Отвечаю Эви:

- Полиция не повелась на историю с баллоном лака. Они были уверены, что отец измывался над лицом Шейна. Или что мама бросила баллон с лаком в мусор. Они называли это "преступная небрежность".

Фотограф спрашивает:

- Что если мы перегруппируемся и подсветим туши сзади?

- Слишком сильный стробоскопический эффект, когда будут ехать мимо, - возражает арт-директор.

Эви спрашивает:

- А почему полиция так решила?

- Сдается мне, - говорю. - Кто-то постоянно устраивал им анонимные звонки.

Фотограф предлагает:

- Мы можем остановить цепь?

Арт-директор отвечает:

- Не раньше, чем люди перестанут есть мясо.

До настоящего перерыва остаются еще долгие часы, и Эви спрашивает:

- Кто-то врал полиции?

Свиные ребята приходят нас проведать, и некоторые из них очень даже милы. Они смеются и елозят руками туда-сюда по блестящим черным паровым шлангам. Показывают нам изогнутые языки. Флиртуют.

- Потом Шейн сбежал, - рассказываю Эви. - И все дела. Пару лет назад моим предкам позвонили и сказали, что он мертв.

Мы как можно ближе подступаем к плывущим мимо свиньям, которые все еще хранят тепло. Пол очень скользкий наощупь, а Эви начинает мне рассказывать вою идею римейка на "Золушку", где звери и птицы, вместо того чтобы шить ей платья, делают пластические операции. Певчие птички дают ей подтяжку лица. Белки дают импланты. Змеи липосакцию. Плюс к этому, Золушка начинает в роли маленького одинокого мальчика.

- С тем вниманием, какое ему перепало, - рассказываю Эви. - Не удивлюсь, если мой братец сам положил в огонь тот баллончик.

Перенесемся в один из моментов, в нем ничего особенного, только мы с Брэнди, ходим по магазинам на утыканной лавками центральной улице какого-то городка в штате Айдахо, с окошком "Сирз", закусочными, магазинчиком просроченных хлебобулочных изделий суточной давности и офисом риэлтера, куда наш мистер Уайт Вестин-Гауз отправился уламывать какого-то агента. Мы заходим в одежный секонд-хенд. Это дверь по соседству с прибыльными булками суточной давности, и Брэнди рассказывает, как ее отец проделывал эдакий трюк со свиньями перед тем, как везти их на рынок. Она рассказывает, что тот обычно кормил их просроченными сладостями, которые покупал целыми грузовиками у булочных окошек вроде такого. Солнечный свет падает на нас сквозь чистый воздух. Горы с медведями вне пределов пешего перехода.

Брэнди смотрит на меня поверх вешалок с подержанными платьями.

- Знаешь такое кидалово? Это самое, солнышко, со свиньями? - спрашивает она.

Этот ее отец еще рассыпал картошку через печную трубу. Держишь сетчатый мешок раскрытым и по всей длине ставишь в него печную трубу. Кладешь вокруг трубы крупные клубни из урожая нынешнего года. В трубу насыпаешь прошлогодние мягкие, порезанные и гниющие клубни, чтобы никто не смог разглядеть их снаружи мешка. Вытаскиваешь трубу и туго зашиваешь мешки наглухо, чтобы внутри ничего не перемешивалось. Продаешь их у обочины, твои детишки тебе помогают, и даже при небольшой цене делаешь большие деньги.

В тот день в Айдахо у нас был "Форд". Коричневый внутри и снаружи.

Брэнди раздвигает тремпеля, проверяя каждое платье на вешалке, и говорит:

- Ты в своей жизни когда-нибудь слышала о чём-нибудь настолько подлом?

Переключимся на Брэнди и меня в секонд-хэнде на той самой главной улице, за занавеской, сгрудившихся вдвоем в примерочной размером с телефонную будку. Место в основном занимает бальный наряд, в который Брэнди не влезть без моей помощи, настоящая Грейс Келли от платьев, повсюду расписанная Чарльзом Джеймсом. Вставочки и переборки, запутанная скелетная конструкция, рассчитанная на высокие нагрузки, встроенная в кожу из розовой как рана органзы или голубого как лед вельвета.

Такие невероятнейшие платья, рассказывает мне Брэнди, сконструированные бальные наряды, спроектированные вечерние платья с кучей юбок и корсажем без бретелек, со стоячим воротом в виде подковы, со стянутой талией, со свободно сидящей баской и корсетом китового уса, - такие платья никогда долго не живут. Натяжения; трение и растяжка атласа и крепдешина пытается направлять собой проволоку и корсет: в борьбе ткани против металла такие натяжения разорвут ее. Со временем, когда внешность изнашивается, - ткань, видимая часть, - когда она слабеет, внутренности начинают пробивать и прорывать себе путь наружу.