Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

И тут я замерла. С момента моей капитуляции прошла почти половина суток, а никаких признаков аллергии нет. Так, получается, виноват Паша? Или Мастер меня вылечил? Мысли понеслись, закружились, я принялась просчитывать свое поведение в том или другом случае, строить планы, даже представлять и разыгрывать внутри себя воображаемые диалоги. Вдруг электричка остановилась, я взглянула в окно, наверное, уже Барабой. За стеклом тянулся длинный перрон, за ним забор, а за забором.… Нет, не может быть! Пассажиры поднялись и потянулись к выходу, значит – действительно Одесса! А где же дурнота, рвота! Неужели он меня вылечил?

Я вскочила и поспешила к выходу. В конце перрона, в самой его середине, стоял Паша. Я бросилась к нему на шею.

– Поехали домой, – сказал Паша. – Прими душ, приди в себя, тогда и поговорим.

Домашнее зеркало проявило то, что скрыло окно в будке сторожа: у меня на лбу красовалась солидная шишка, лицо опухло, под глазами нависли мешки. В общем, загулявшая шалава.

Паша, оказывается, всю ночь не спал, звонил в больницы, искал меня в ресторанах.

– Вот глупый, когда ты видел меня в ресторане?

– А мало ли, понесло, закружило. Хоть бы записку оставила.

– Я думала, управлюсь за несколько часов, а вышло надолго, прости.

– Короче, рассказывай, что сочтешь нужным. Но сначала давай поедим.

Я быстро разогрела свои «заготовки» и накрыла на стол. До чего же приятно было прикасаться к знакомым предметам, делать милое и понятное дело.

Мы хорошо пообедали, выпили полбутылки вина и улеглись отдохнуть. Честно говоря, мне не терпелось кое-что проверить, и проверка не заставила себя ждать. Результат оказался потрясающим, болезнь ушла, покинула мое тело.

Вернувшись из душа, я рассказала Паше все, вернее, почти все, кроме нескольких минут, о которых пока не могла говорить.

– Так,– сказал Паша, берясь за телефон. – Духовный путь, конечно, мило, но бить мою жену палкой по голове, я никому не позволю. Сейчас мы разыщем этого Мастера, и он ноги твои целовать будет, не хуже часовщика.

Я вырвала телефон из Пашиной руки и спрятала за спину.

– Погоди, погоди минуту. Ты ничего не заметил?

– Чего не заметил?

– Ну, того, что было пять минут назад.

– Не заметить трудно, жаль, повторится не скоро. Скоро ты опять превратишься в филиал молочного комбината.

– А вот и не превращусь!

– А мы проверим.

Несколько повторных проверок подтвердили правильность первоначального диагноза. Паша был потрясен.

– Во дает, а! Шоковая терапия, понимаешь. Он таки-да Мастер, а эти неумехи, профессора-психологи, сколько зеленых из меня вытрясли, вместо того, чтоб тебя палкой по голове огреть!

– Паша, а теперь ты мне скажи правду, кто такой Слава и почему он так перед тобой заискивал. Ты, часом, не «крестный отец», Паша?

–Ха-ха-ха! Вот рассмешила! Я таки гляжусь тебе мафиози? А Слава – Слава наша служба безопасности. На милицию ведь положиться нельзя, так в каждом городе есть люди, наблюдающие за порядком. У Славика только один недостаток – любит, парниша, театральные эффекты, они его до цугундера и доведут.

– А кто это – мы? Чья служба безопасности?

– Мы – те, у кого есть деньги. Те, кто живут и дают жить другим. Те, кто, если хочешь, спасают Украину. Мы не воры и не бандиты, мы деловые люди, хотим заниматься спокойно своим бизнесом и хотим порядка. Слава и его ребята навели в Белгороде абсолютную тишину. Хорошо, что часовщик на тебя напоролся, а если б на твоем месте оказался кто беззащитный? Теперь он не скоро решится проделать такой фокус, если вообще…

В общем, он меня убедил. Утром мы проснулись, и все пошло по-прежнему, Паша уехал на работу, а я покатила к Еве. Много было поздравлений, поцелуев, объяснений, переживаний. Несколько дней подряд мы прокручивали приключения в крепости, пытаясь в каждом событии отыскать дополнительный смысл. Большой пользы разговоры не принесли, хотя сами по себе доставили мне немало удовольствия. Главным их результатом явилось требование Евы привести Пашу.

– Дальше ты не можешь идти без него. Необходимо определиться.

На сей раз Паша отнесся к моей просьбе благосклонно, история с излечением сильно переменила его отношение к нашей группе, и в один из дней мы вместе приехали к Еве. Попили чаю, Паша покачал маятник, хорошо поговорили. Маятник у него раскачивался не хуже, чем у Евы, а после первой же медитации над цветком он точно указал, из какого горшка его вытащили.

– Детские игрушки, – посмеивался Паша по дороге домой. – Пока уболтаешь клиента на хорошую сделку, нужно мешок таких маятников раскачать, причем одновременно. Но бабка она милая, есть с кем поговорить.

Несколько раз мы ездили на Черноморскую. Пирамида произвела на Пашу большое впечатление, он долго ходил вокруг, щупал камни, восхищался. Приходила Ева, Гриша с Линой, мы окружали пирамиду и делали упражнения. А потом... потом Ева попросила меня сделать перерыв в наших отношениях.

– Ты должна разобраться в себе, – сказала она. – Понять, куда идешь.

Неделю я честно пыталась разобраться: уходила на бульвар, часами рассматривала море, вспоминала. Особо разбираться было не в чем; мои проступки прозрачны, а цель ясна. Но Ева для меня Мастер, если велела разбираться, значит, в этом таится пока недоступный мне смысл.

Мое отношение к Паше претерпело странное охлаждение, казалось бы, теперь ничего не мешало нормальному счастью, но, как выяснилась, такое счастье меня совершенно не интересовало. Я вдруг перестала понимать, зачем мы вместе, его жизнь протекала отдельно, вдалеке от меня, моя же текла непонятно куда и зачем. Наверное, Ева была права.

Как-то вечером Паша позвонил по телефону и очень будничным голосом объявил, что хочет немного пожить отдельно. Почему – объяснять не стал.

– Все расходы остаются на мне, – сказал он. – О деньгах не думай. Мы не расстаемся, только делаем перерыв.

Я сразу позвонила Еве. Телефон не отвечал. Несколько дней я пыталась дозвониться, но безуспешно, и тогда я поехала на Космонавтов. Квартира была запертой, на Черноморской тоже никого не оказалось. Я вернулась на Космонавтов и перед подъездом Евы увидела Пашину машину. Все стало на свои места, будто включили свет. Подниматься наверх я не стала, уехала домой и проревела до вечера, а к ночи позвонила Еве.

– А, это ты, – спокойно сказала она. – Почему не поднялась, мы тебя видели из окна.

«Мы» она произнесла спокойно и обыденно, словно само собой разумеющееся понятие.

– Ты должна пожить сама, разобраться с воплощениями, – сказала Ева. – В этом твой путь. Считай, что тебя бросили в воду: выплывешь – будешь жить, утонешь – значит утонешь. Больше мне не звони, когда понадобится, я тебя отыщу.