Андрей Волос - Победитель

Про расстрелянных уже в январе тридцать восьмого Лангемака и Клейменова Устинов никогда ничего не слышал, а вот с Королевым и Глушко дело имел, да только не знал, каким образом эти гении ракетного дела оказались на лагерных нарах.

Да, уж!.. он стал наркомом вооружения в неполных тридцать три, за две недели до начала Великой Отечественной… И вот как будто махнули перед глазами какой-то пестрядью — а это, оказывается, пролетела жизнь: в прошлом году стукнуло семьдесят… поздравили, разумеется, — и, как дорогой подарок, ко всем прежним званиям, наградам, должностям добавилась звезда Героя Советского Союза.

Странная, странная судьба — как будто нарочно придуманная, чтобы показать, какой успешной может оказаться жизнь.

Другой бы не выдержал, нет. Точно бы не выдержал — сердце бы лопнуло, печень развалилась, почки отказали… удар, паралич, инвалидность, смерть! А ему — хоть бы хны. Годами, десятилетиями спал по три, по два часа в сутки! Все на бегу, в спешке. Подчиненные между собой звали его «скороходом» — оттого, что не раз и не два, подпрыгивая на стуле от нетерпения, кричал степенно шагающим к его столу: «Ходи скорей! Скорей ходи!..»

Еще его звали «трехтактным» — это пустили в оборот умники из ЦКБ-29, знаменитой «шарашки», где Берия, повыдергав из лагерей, собрал весь цвет авиастроения. Устинов руководил КБ Мясищева. Как-то к нему обратились два заключенных инженера — с предложением создать двухтактный бензодвижок для аварийного питания самолетной электросети. «Двухтактный? А какие употребляются сейчас?» — поинтересовался Устинов. «Четырехтактные». — «Переходить сразу на двухтактные рискованно, — заметил будущий нарком. — Не лучше ли сначала заняться трехтактным?»

Стрелковое оружие, артиллерия, танки, ракеты, космос — все было на нем. Все требовало развития. Просило хоть одним глазком уметь заглядывать в будущее.

Он старался. Он хотел. Он мог.

Но если честно спросить у самого себя — стратег ли он?..

Вот еще глупости!..

А кто тогда?.. Брежнев?.. Охо-хо!..

Дмитрий Федорович знал лишь одного человека, достойного звания стратега и в полной мере доказавшего свой гений.

Это был Сталин.

Да, Сталин!

Дмитрий Федорович произносил про себя — Сталин! — и как будто грозовое облако застилало горизонт. Боже! как он любил его! как преклонялся! как хотел быть таким же, как он! Как прощал все, все!.. Да и что было прощать?

В конце сорок первого года нарком вооружения — сизый от недосыпа, с ввалившимися черными глазами самоубийцы, но чисто выбритый, в крахмальной рубашке — явился на ежевечерний доклад. Один из пунктов доклада гласил, что N-ский завод при дневном плане в десять тысяч винтовок изготовил девять тысяч девятьсот девяносто восемь.

Конечно, ему приходило в голову, что Сталин обратит на это внимание. Но днем раньше тот же завод за сутки выдал на пять винтовок больше планового количества. И нарком был уверен, что завтра тоже можно рассчитывать на перевыполнение.

— Значит, вы говорите — девять тысяч девятьсот девяносто восемь? — неспешно сказал Сталин, когда доклад, сопровождаемый его внимательными кивками, подошел к концу.

Откинулся в кресле и вскинул сощуренный взгляд казавшихся желтыми, как у тигра, глаз.

— Так точно, товарищ Сталин, — ответил Устинов. — Товарищ Сталин, завтра они…

— Что же, товарищ Устинов, — произнес вождь, не слушая слов Устинова, но зная, что, как только прозвучит первый звук его собственного голоса, собеседник испуганно замолкнет. Голос его был задумчив и доброжелателен. — Если еще раз придете с таким докладом, ваши перспективы будут определены.

Так он сказал! Устинов понимал, какие именно перспективы имеет в виду вождь. И вождь знал, что Устинов это понимает. Все всем было понятно. И не требовало лишних объяснений.

Теперь, когда прошло много лет, Устинов не мог бы вспомнить своих тогдашних чувств. Страшно ли ему стало? Испугался ли он, что его, честного и преданного, поставят в один ряд с людьми, по вине которых не были изготовлены в срок две недостающие винтовки?

Сейчас казалось — нет, не испугался. Сейчас было приятно вспомнить ту предельную ясность. (Она была похожа на внезапно возникшую пустоту в голове — черную, звенящую от напряжения). Да, Сталин! Ясность — вот его знак! Простота и ясность!

Теперь такого нет… Хрущев?.. Брежнев?.. Кишка у них тонка быть как Сталин…

Не то, конечно, не то…

Но все-таки Брежнев есть Брежнев.

Он — Генеральный секретарь. То есть — всё. Вершина. Пик. Окончательность. Конечно, он не Сталин, нет… но в этом он — как Сталин.

Брежнев решил вводить войска. Пока решение не состоялось, можно было высказывать свои суждения, даже противоречить. Но когда оно прозвучало из уст Генерального — какие могут быть возражения?..

Самому Устинову с самого начала эта идея казалась привлекательной. Ведь если существует армия, должна быть и война. Армия требует войны. Пусть небольшой, пусть совсем маленькой — но войны. Нужно в реальных условиях обкатывать новые системы вооружения, нужно встряхивать личный состав… выявлять недочеты, резервы…

А Огарков — против. Вот так. У него, выходит дело, своя голова на плечах… Так-так-так!..

Устинов сощурился.

День был ясный, холодный.

На яркой голубизне неба горели рубиновые звезды Кремлевских башен.

Солнце заставляло ослепительно сверкать золото церковных куполов. Иван Великий сахарно светился.

Под бой кремлевских курантов правительственный «ЗИЛ» и две черные «Волги» проехали по Красной площади и нырнули в ворота Спасской башни.

Через пять минут Устинов и Огарков уже молча шагали по красной ковровой дорожке коридора — Устинов впереди, Огарков на полшага сзади.

В зале заседаний Политбюро присутствовали Андропов, Громыко, Черненко, Суслов. Леонид Ильич, как обычно, сидел во главе стола.

Устинов занял свое место. Маршал Огарков встал у торца стола напротив Брежнева.

— Товарищ Огарков, присядьте, — сказал Леонид Ильич, но Огарков, вопреки его предложению, только пуще вытянулся. — Товарищ Устинов информировал, что у вас есть какие-то соображения…

— Так точно! Разрешите?.. Товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС. Товарищи члены Политбюро. Афганистан представляет собой сложный сплав народностей, традиций и верований. Страну населяют пуштуны, таджики, узбеки, туркмены, арабы, хазарейцы, белуджи, чараймаки, муританцы, нуристанцы, племена сафи, моманд, шинвари…

Брежнев недоуменно почмокал, потом сказал, прерывая:

— Покороче, пожалуйста.

— Афганцы — нация профессиональных военных, — продолжил маршал. — Афганистан никогда не был завоеван противником. Наиболее показательны англо-афганские войны. На протяжении пятидесяти лет Англия несла огромные потери, но так и не смогла сломить сопротивление…