Юрий Холин - Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн

Мне можется, не можется – не знаю,
И, может, не узнаю никогда,
Что множится и множится такая
Возможно-невозможная тоска.

Тоска возможно – невозможная такая,
Что множится и множится тогда,
Когда я, может, вовсе не узнаю,
Кому не можется и кто здесь я.
Но я не тот, кто я, когда не знаю,
А тот я, кто узнает, и тогда
Страдает в невозможности иная
Разбитая незнанием душа.

Не можется душе – и я страдаю.
Страдаю я – душе неймется, но
Незнание я в знанье превращаю,
Раздвинув Универсума окно.
Где множится и множится, страдая,
В возможной невозможности Она.
Она, кто может быть, и не такая,
Какую сочинили мы тогда.

Тогда, когда немного было знанья
О ней, о той, кто был всегда душой,
Скрывая, и стенанья, и страданья,
Ломая ногти, твердь скребя рукой.
О, кто б услышал, иль увидел, иль почуял
Тот крик, ту кровь, того стенанья град!
Душа ломает ногти – где ж тут чудо?
Смятенье чувств – фальшивый маскарад!

Кто там кричал? Заткните рот навозом!
Кто там кровил? А вот зеленка тут!
Какая там душа, какие слезы?!
Все жалкий бред, и все поэты врут!

Да, все поэты врут…, но нет – закончу позже.
Услышав импульс, я бегу в сортир.
С природой там сольюсь, став чувством божьим,
Там Универсуму я буду Командир.

Проносятся мимо
отдельные крохи
надежды и веры,
достоинства, чести
средь необозримо
кровавой эпохи.

А как-то вразброд
и почти незаметно.
Сплошные разборки:
у бога со смертным,

богатого с бедным,
народа с природой,
желудка с обедом,
дворняги с породой.

А как бы хотелось
чтоб все устоялось:
сознание с телом
делила б усталость

от праведных дел
и желаний нехитрых.
Но это как мел,
что с сажей в палитре,

заполнив проемы,
пугает лишь мерой.
Смешаешь вдвоем их —
получится серый.

Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи,
Мясо наелось рыбы и налилось вином.
И расплатившись мясом, в полумясном экипаже
Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером.

Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу,
И сотворяло мясо по прописям земным.
Мясо болело, гнило и превращалось в массу
Смрадного разложения, свойственного мясным.

Здравствуй, дружище Игорь, знаю – в кабак ты хочешь.
Что же, давай закажем люля-кебаб с шашлыком,
И отбивных говяжьих и поросенка со спаржей.
Водочкой это зальем мы, сухим и крепленым вином.

Вижу, тебе все мало, вижу, ты не доволен.
Ну так возьмем пельменей, грудинки копченой возьмем.
Мясо, ты знаешь, полезно для раздражения плоти.
Спросишь: «Что с духом делать?» Подальше его пошлем!

Духом ведь сыт не будешь, мясо куда сытнее.
Мясо куда приятней на ощупь и на язык.
Пусть потом заболеем, пусть превратимся в массу
«Смрадного разложения». Жизнь – это только миг!

Мы же сей миг раздвинем и колбасой заполним,
Салом его затромбуем, котлетами, холодцом.
Сверху маслом намажем, торты туда наложим.
Когда поглотим все это, только тогда умрем!

Будем страдать без мяса в сферах духовных постных,
Будем летать по кухням и ресторанам мы.
Будем мы превращаться в запахи грилей, духовок.
Жизнь коротка мясная, недолги мясные дни.

САМ ТВОРЕЦ открывает руки, простирает объятия свыше,
освещает дорогу чистым, тем, кто смысл мирозданья ищет,
кто способен пройти сквозь муки, невзирая на боль и холод,
кто души распускает листья как травы первозданный голод.
Всем браминам, волхвам и магам, опьяненным нектаром сомы,
придержавшим поводья лично бестелесным и невесомым,
начертавшим на ликах стягов смысл радения и рыданья,
окрыленных былым величьем духа, разума, состраданья.
САМ ТВОРЕЦ расставляет вехи на пути неизменно мудрых,
то ключи им подарит знанья: мантры, асаны, дхъяну, мудры,
то оставит завет им ветхий, продлевая и дни и леты,
упокоит зыбку сознанья и в ладони опустит Веды.
Кто хоть раз прикасался к пище, не пропитанной кровью и болью
кто открыл в своем сердце двери, безмятежно пройдя на волю,
тот становится смерти выше, обретая второе рожденье.
Пробужденный спокойно верит, в то, что рай не пустое виденье.

Этой ночью темной
нужен валидол,
сердце жмет в уборной
говно как солидол.

только я не буду
дуться до отказа.
Вспомню и забудусь
в песнях Офры Хаза.