Валерий Примост - Штабная сука

— Да, — одними губами (слишком уж болела голова) ответил Шахов, с трудом поднимаясь.

— Тогда вперед.

Шахов взял ведро и тряпку и спустился в умывальник. На его счастье, там никого не было. Торопливо умывшись и сполоснув тряпку, он набрал воды в ведро и прошаркал наверх. Шахов успел подняться уже до середины лестницы, когда снизу его окликнул до боли знакомый голос. Шахов задрожал. Внизу стоял сержант Баринов.

— Привет, штабная сука! Как спалось? Шахов молчал.

— Че, не узнаешь, да? — Баринов зло усмехнулся. Потом усмешка сползла с его лица, он поднялся на пару ступенек вверх и прошипел: — Застучишь — убью…

Шахов отвернулся и продолжил подъем. Баринов не стал его догонять.

— Блин, а хэбэ, по-твоему, стирать не надо? — проскрежетал, завидев его, Феклистов.

Щахов, чуть не плача, отвернулся.

— Ладно, все равно форма не успела бы высохнуть до прихода первых посетителей… — подумав, признал Феклистов. — Гм, тогда, наверное, возьми-ка в шкафу — да-да, там, наверху — новый бушлат и надень сверху. Придется тебе сегодня попариться в бушлате. Его, конечно, после этого только списывать надо будет, ну да ладно… Э, э, солдат, чердак-то у тебя варит, а? Ремень, наверное, удлинить надо, правда? Так. Теперь бушлат застегни по самое горло. Покатит. Жмет? Придется потерпеть… Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Здорово, — махнул рукой Феклистову заглянувший в кабинет зампотыл, аж синий с бодуна.

— Бугая черт принес, — процедил Феклистов, когда зампотыл проследовал в свой кабинет. — Ладно. Пострадай часиков до одиннадцати, — обернулся он к Шахову, — а там, так и быть, черкану тебе записку к Чагатаю, сходишь на склад, возьмешь чего поклевать…

Шахов на полнейшем автопилоте только успел сесть за стол и отыскать ручку, как в кабинет вошел первый посетитель — мрачного вида артиллерист. Автопилот пока работал, и Шахов нетвердой рукой вывел первые корявые строки первой на сегодня накладной.

Запихнув полученные от Чагатая три банки перловки и упаковку рафинада за пазуху бушлата, Шахов двигался в направлении продслужбы. Перед глазами плыли малиновые круги, ноги заплетались, боль в желудке стала нестерпимой. Легким не хватало воздуха. А в солнечное сплетение словно кто-то вбил массивный лом. Автоматически отдав честь двум встречным офицерам, Шахов расстегнул крючок слишком тесного воротника и прибавил шагу. Хотелось поскорее прийти. И из-за того, что он буквально рассыпался на части от голода, боли и усталости, Шахов заметил идущего навстречу офицера слишком поздно, а еще позднее узнал его и не успел от греха подальше нырнуть ласточкой в ближайший куст. И очень зря не успел. Потому что навстречу ему двигался сам Чума, начальник штаба полка майор Чумаченко — зверь, каких мало (Шахов всегда считал, что Чуме место в Кунсткамере Ленинграда — в назидание потомкам).

Майор Чумаченко, как и любой армейский держиморда, имел свой пунктик, и этим пунктиком был Устав Вооруженных Сил Советского Союза. Не было для Чумы большего кайфа, чем «строить» подчиненных — долго, неторопливо и со вкусом — в полном соответствии с этим Уставом. А уж сутки гауптвахты каждому повстречавшемуся с эншем бедолаге щелкали, как призовые игры в игральном автомате, — густо и без запинки. Неудивительно, что от майора Чумаченко личный состав разбегался и прятался по всей округе, как от настоящей чумы. У солдат даже была такая мрачная примета: если в разгар рабочего дня в парке нет ни одного солдата и даже часовые слиняли кто куда, значит там гуляет начальник штаба полка.

Разглядев и узнав Чуму, Шахов сразу понял, что обречен. Но деваться было некуда, и он отдал честь и сделал шаг в сторону. Однако майор Чумаченко был как всегда бдителен, и Шахов нисколько не удивился, когда его, как волнорез волну, остановил железный голос энша:

— Э-э, пленка назад, солдат! Шахов обреченно посмотрел на него.

— Двое суток ареста за неуставное отдание чести в движении старшему по званию. Повторить.

Шахов вернулся шагов на пятнадцать назад, лихорадочно вспоминая уроки из курса молодого бойца. Потом пошел навстречу эншу, за шесть шагов перешел на строевой и прошагал мимо с отданием чести и равнением, не забыв «съесть» глазами начальство. Энш остановил его снова.

— За незастегнутый крючок — двое суток ареста. Пленка назад!

Шахов вернулся на исходные, застегнул крючок и повторил прохождение с отданием чести. В последующие четверть часа «пленка» давала «назад» еще семь раз: за нечищенные сапоги, неглаженные штаны, ненадраенную бляху, несвежую подшиву, небритый подбородок, не по Уставу надетую пилотку и немолодцеватый вид. Потом, когда приклепаться было уже не к чему, энш распотрошил Шахову бушлат. Жратва градом посыпалась на землю. Хладнокровно созерцая три круглых жестяных материка перловки в окружении снежного архипелага рафинадных кубиков у своих ног, энш пожевал губами и спросил:

— Ты вор, да, солдат?

— Никак нет, товарищ майор! — отрапортовал Шахов.

— А где же тогда взял это?

— На продскладе.

— На основании чего?

И тут Шахов замялся. Подставлять Чагатая и, тем более, начпрода он не мог, а достоверная отмазка что-то не приду мывалась, поэтому оставалось просто переминаться с ноги на ногу и молчать.

— Украл, — резюмировал энш. — Десять суток ареста. Сколько там всего набежало?

— Двадцать восемь, товарищ майор, — доложил Шахов. Энш довольно улыбнулся и хотел было уже отпустить

Шахова, как вдруг заметил пятна крови на его хэбэ.

— Неуставные взаимоотношения, — сказал хладнокровно энш. — Пятнадцать суток ареста и занесение в личную карточку взысканий и поощрений. Стало быть, всего сорок трое… сорок три… Ну, ты понял, солдат.

Он пару секунд поразмыслил о чем-то.

— А ты тот еще фрукт, солдат. Шутка ли — сорок три… трое… суток. С тобой надо особо разбираться. Кстати, кто ты такой?

— Рядовой Шахов, первый танковый батальон, третья рота, прикомандирован к продслужбе!

— Ублюдок, — сказал энш. — Так вот откуда у тебя продукты! Понятно. Все, в штаб тыла шагом марш. О наложенном мною взыскании доложишь заместителю командира полка по тылу подполковнику Ревуцкому лично. Чтоб уже завтра сидел на гауптвахте. Я проверю. Да, и передай Феклистову: если еще раз попадешься мне на глаза, я ему десять суток ареста впаяю. Вместе сидеть будете. Понятно?

— Так точно, товарищ майор.

— Исполняйте, рядовой.

— Есть, — Шахов отдал честь, повернулся кругом и пошел.

— Солдат! — раздался у него за спиной голос Чумы. Шахов приставил ногу, с отданием чести повернулся лицом к эншу и деревянным голосом доложил:

— Рядовой Шахов, первый танковый батальон, третья рота, прикомандирован к продслужбе.