Уильям Хоффер - Только с дочерью

– Не беспокойся, даби джан, это был всего лишь противовоздушный огонь.

– Но мы же слышали самолеты, – возмутилась я.

– Быть не может. – Маммаль врал без зазрения совести, пытаясь внушить мне, что это было очередное учение, наподобие военной недели.

В гостиной зазвонил телефон, и мы все двинулись туда следом за Маммалем. Ни о каком сне не могло быть и речи. Электричество отключили. Город погрузился в непроглядную тьму, лишь кое-где прорезаемую заревом пожаров.

Звонила Амех Бозорг. Маммаль и Махмуди уверили ее, что с нами все в порядке.

Нассерин зажгла свечи, приготовила чай и попыталась нас успокоить.

– Бояться не надо, – сказала она обычным для нее менторским тоном. – С нами ничего не случится.

Вера Нассерин в Аллаха была незыблемой, к тому же ее укрепляла мысль, что даже если по воле Аллаха иракская бомба и угодит в наш дом, то нет более славной смерти, чем геройски пасть в священной войне.

– Никаких бомб не было, – утверждал Маммаль.

– Отчего же тогда раздавался такой грохот? – спросила я. – Земля дрожала.

Маммаль пожал плечами.

Утром город гудел как улей, зализывая раны и алкая отмщения. Разумеется, налет совершили иракские военно-воздушные силы, но, как и следовало ожидать, радио твердило другое. Ирак вооружили американцы. Летчиков подготовили в Америке. Налет был организован американскими советниками и осуществлялся под их руководством. Каждый иранский обыватель был уверен в том, что сам президент Рейган летел в головном самолете. Это был не самый лучший день для американки в Иране.

Махмуди инстинктивно нас оберегал. В тот день мы с Махтаб не пошли в школу. Впоследствии выяснилось, что прилегающий к ней район оказался в числе наиболее пострадавших. Там погибло много людей.

Днем за нами заехали Эллен и Хормоз и повезли нас осматривать разрушенный город. Целые кварталы были стерты с лица земли – либо взрывами, либо пожарами. Над пепелищами все еще курился дым.

Что касается самой войны, тут мы были единодушны: война – это ужасно; что же до ее причин, то тут наши взгляды расходились. Я считала эту войну закономерным следствием того, что во главе правительства Ирана стоит фанатик и безумец. Махмуди и Хормоз кляли американцев, которые-де и были виноваты в этой бойне. Эллен заняла позицию мужчин.

Махмуди сел на своего конька – двурушничество американских властей. Ради сохранения паритета в Персидском заливе Соединенные Штаты ведут игру на два фронта, оказывая поддержку как Ираку, так и Ирану. По его убеждению, в США были произведены не только бомбы, сброшенные иракскими самолетами, но и противовоздушные установки, из которых вели огонь защитники Ирана. Но из-за долгосрочного эмбарго на поставки оружия Америка не могла открыто поставлять оружие Ирану.

– В связи с войной Иран вынужден нести колоссальные расходы, – бурчал Махмуди. – Из-за этого эмбарго нам приходится покупать оружие при посредничестве третьей страны и платить вдвое больше.

Все мы молили Бога, чтобы воздушный налет больше не повторился. Впрочем, в этом нас уверяли по радио – священная армия шиитов нанесет быстрый и точный ответный удар по американским марионеткам.

Судя по слухам, во время налета погибли десятки, если не сотни человек. Однако, согласно официальному правительственному сообщению, число жертв составило всего шесть; в новостях также говорилось, что по иронии судьбы воздушный налет доказал – Аллах на стороне Исламской Республики Иран. Дело в том, что иракская бомба – разумеется, по воле Аллаха – угодила в склад организации «Мунафакуин» – движения сопротивления в поддержку шаха. Следственная группа, прибывшая на место разрушения, обнаружила не только большие запасы оружия и боеприпасов, но и запрещенное законом оборудование для производства самогона.

По мнению правительства, это служило неопровержимым свидетельством того, что Аллах поможет Ирану выиграть войну, да еще и разгромить сатанинскую организацию «Мунафакуин».

В городе было введено военное положение. Поскольку электростанции пострадали во время бомбежки, все жители должны были соблюдать предельную экономию электроэнергии. С этой целью, а также в качестве меры безопасности вечерами в городе должно было производиться затемнение – до поступления нового распоряжения. Уличное освещение было отключено. В домах разрешалось пользоваться только самыми слабыми лампами, и то при занавешенных окнах. Махмуди постоянно носил с собой крошечный фонарик.

На смену дневным спорам и вопросам приходили ночные страхи и тревоги. В течение нескольких недель воздушные налеты повторялись каждую вторую-третью ночь, затем они стали еженощными. Вечерами, когда темнело, Махтаб жаловалась на боли в желудке. Я подолгу просиживала с ней в ванной – мы молились, плакали, дрожали. Теперь мы спали на полу в столовой под большим обеденным столом; чтобы уберечься от осколков битого стекла, мы занавешивали стол одеялами. Мы все страдали от недосыпания. Ничего ужаснее бомбежки нельзя было вообразить.

Как-то раз после школы, когда оранжевое такси доставило нас на улицу Шариати, мы с Махтаб, как обычно, отправились за хлебом. Нам захотелось барбари – это хлеб овальной формы, длиной около двух футов, из дрожжевого теста. Если его есть теплым и свежим, он гораздо вкуснее более популярного здесь лаваша.

В пекарне мы стояли в очереди более получаса, наблюдая за привычным коллективным действом. Мужчины трудились споро – взвешивали тесто, скатывали в колобки и откладывали в сторону, давая ему время подняться. Когда тесто было готово, один из работников придавал ему окончательную продолговатую форму и вылепливал пальцами гребешок во всю длину. Пекарь метал хлебы в печь и из печи, орудуя плоской лопатой, насаженной на восьмифутовую рукоять.

Тем временем запас теста подошел к концу. Первый – тот, с кого начинался конвейер, – стал сразу готовить новый замес. Он бросил дрожжи в огромный чан и включил воду. Зная, что чан наполнится не скоро, работник решил отлучиться. Он вошел в туалет – крошечную комнатку, отгороженную в середине пекарни. Когда он открывал дверь, чтобы войти, и через несколько минут – чтобы выйти, мы чуть не задохнулись.

Неужели он не вымоет руки, прежде чем снова приняться за работу? – подумала я. Умывальника нигде не было видно.

К моему ужасу, он сполоснул руки прямо над чаном, в котором должен был начать месить тесто.

Однако я не успела возмутиться, так как раздался вой сирен воздушной тревоги. А через несколько секунд – рев подлетающих самолетов.

Я лихорадочно соображала, как поступить, стараясь побороть панику здравым смыслом. Стоит ли нам переждать здесь или бежать домой? Для меня важно было доказать Махмуди, что мы в состоянии о себе позаботиться, – в противном случае он прекратит отпускать нас одних.