Анна Дубчак - «Белые» люди

После занятий, когда Наталия с Женей вышли из школы, совсем стемнело. Коротаевка утонула в снегу, и маленькие светящиеся леденцы окон не могли пробить своим слабым светом голубую темноту широких, засаженных вишнями улиц. Проваливаясь в снег, они выбрались на самую протоптанную дорожку и направились к дому Наталии, которая жила в небольшом особняке, а Женя, в отличие от нее, в двухэтажке, которая плохо отапливалась из-за постоянной нехватки солярки в котельной. У Наталии печь топилась газом, и поэтому в доме всегда было жарко. В морозные и метельные зимние месяцы Наталия приглашала Женю к себе с ночевкой, и они подолгу пили чай на кухне, засиживались допоздна… Подчас Женя являлась хорошей защитой от пьяного, неуправляемого Сергея, который, в каком бы состоянии ни был, всегда ее слушался и, успокоившись, уходил спать. Причиной частых визитов была и дочка Наталии, Валерка, крепкая, румяная девочка пяти лет, с беленькими кудряшками и грубым, в отца, баском. Она называла молодую учительницу «тетей Женей» и очень ее любила. К домашним скандалам она относилась не по-детски спокойно и, чувствуя начало очередной ссоры папы с мамой, запиралась у себя в спальне, где, посадив кукол и мишек за игрушечный столик, наливала в крохотную посудку воду и, грозя маленьким розовым пальчиком, говорила: «Не пей, не пей!» – и била кукол. Потом, расправившись с ними и разлив всю воду, приготовленную для цветов, на пол, просовывала свою кудрявую головку в дверь и делала ЦУ – ценные указания: «Мам, а ты его шарфиком свяжи, пусть тогда болтает чего хочет» или: «Папка, а я тебя теперь не боюсь!».

Когда они пришли, Валерка была уже дома.

– А меня сегодня папа забрал, так что вот! – заявила она с порога.

– А где ж он сам-то? – Наталия заглянула на кухню.

– Ушел… – Валерка растерянно пожала плечиками…

– Петрович, не могу больше, ох, не могу! – Красный, как вареная свекла, Роман Георгиевич вылетел из парной в предбанник и плюхнулся намыленной головой в бочку с холодной водой. Отплевываясь, схватил стоящую тут же на столе бутылку пива.

– Рома, – высунулся следом не менее красный Потехин, – ну, Рома, что ж ты за слабак такой, а? Ни себе, ни людям, и этот, хрен моржовый, Анатоль который, тоже слабак, пять минут попарился и вылетел как ошпаренный!

– Так ты ж его и ошпарил, по-моему, – оторвавшись от бутылки, проговорил Сарафанов. – Ковш-то ты зачерпнул!

– Ладно выяснять, кто да что, пошли париться. Где еще так отдохнем?!

Через полчаса в махровых халатах они сидели в предбаннике, не спеша пили пиво, ели намазанные густо черной зернистой икрой булки и жирный балык. Благонравов, бледный и растерянный, пил водку и не закусывал.

Ближе к ночи баню растопили еще раз.

– Сердце ж разорвется, – еле шевелил языком Сарафанов.

Пьяная Крулиха, подхватив Сергея под руку, вывела на свежий воздух.

– Дорогу-то домой найдешь? – спросила она.

Сильный ветер толкнул в спину обмякшего, сонного Сергея, и он, не глядя, шагнул в сугроб. Зачерпнув ладонью снег, с мычанием и охами принялся растирать разгоряченное лицо.

– Ты знаешь что, Крулиха чертова, мне ж теперь домой нельзя – Наталия убьет на месте.

– Не убьет! Давай уж, так и быть, провожу…

И они двинулись гуськом по узкой, проторенной среди огромных пухлых сугробов тропинке.

Стемнело, когда они выбрались на центральную улицу. Фонари почему-то не горели, и Крулиха, потеряв неожиданно ориентир, остановилась.

– Гляди, свет! По-моему, выходим к председательскому дому, – успокоила она себя и, схватив под руку зашатавшегося Сергея, потащила его за собой.

Над крыльцом благонравовского дома бешено плясал фонарь, неровно освещая скрюченные омертвевшие нитки дикого винограда на веранде и обледеневшее крыльцо. Вдруг Крулиха, увидев что-то, оттащила Сергея в сторону и приложила палец к губам. Ничего не соображающий, он мягко опустился в снег и, разлепив веки, уставился в щель между досками забора: глаза его округлились.

Вокруг председательского дома прямо по снегу сигали два голых красных мужика. Они гикали, орали не по-человечьи и плюхались в сугроб.

– Допились, – сказал не своим голосом Сергей и зажмурил глаза.

– Чего несешь-то? Кто напился?

– Да это ж черти!

– Какие такие черти, чумной!

– Все. До чертиков напоролся. Ты что, хвостов не видела? – Сергей отвалился от забора и перекрестился на всякий случай.

– Да успокойся ты, не трави душу, не черти это вовсе, а ревизоры! Мне Круль рассказывал, как председатель посылал его за вениками для них. Это не мы, а они напились! Смотри-кось…

И тут Сергей снова увидел «чертей». В клубах пара, с вениками они запрыгнули на крыльцо и принялись барабанить в дверь. На стук вышла жена председателя Татьяна. Всплеснув руками, она хотела было заскочить обратно в дом, но ее подхватили под руки и, силой стащив с крыльца, кинули в сугроб…

– Провалиться на месте. – Крулиха даже забыла пригнуть голову и теперь во все глаза смотрела на происходящее. – Нет, я так не могу спокойно стоять, я им сейчас покажу, как председательскую жену тискать! Вот ироды, ну я им сейчас задам!

И Крулиха с силой распахнула калитку…

Наталия всегда чувствовала, когда должен прийти муж и в каком состоянии он может быть. В тот вечер она много курила, нервничала, что конечно же не могла не заметить Женя. Первое время Женя вообще со своей почти детской непосредственностью советовала Наталии бросить пьяницу-мужа, не умея понять, что же связывает красивую и умную подругу с этим выпивохой. Ведь не раз разыскивали его с милицией, расспрашивая Наталию о его местонахождении, на что она лишь пожимала плечами и клялась, что не знает, где он. Но потом, не выдержав, брала попутку и мчалась в Генералово. Разыскав знакомый дом и не обращая уже никакого внимания на лай огромного волкодава, готового вот-вот сорваться с цепи, распахивала дверь и, увидев в сенях знакомые сапоги или валенки, заливалась слезами, Сергей, глупо улыбающийся, пьяный, слезал с печи и бормотал что-то невнятное в свое оправдание.

В доме, куда он наведывался, жили три его брата – здоровые мужики с черными глазами и кудрявые, как цыгане, и старая женщина, наверно, их мать. Наталия даже не пыталась разобраться в родстве Сергея с этими людьми – боялась связать себя неписаными родственными обязательствами. Родственники же Сергея принимали ее, как родную, усаживали за стол и все больше успокаивали и угощали. На столе всегда, казалось, когда ни приди, стояла закуска: натуральное масло, желтое, сбитое в шар, маринованные опята, рыжики, речная рыба в сметане и огромная бутыль сивухи. И все-таки не верилось ей, что Сергея можно заманить сюда лишь рыжиками да самогоном. «У него там кто-то есть», – жалобно говорила она Жене по возвращении из Генералова. Женя молчала и осуждающе смотрела: как может Наталия после этих слов и догадок спокойно гладить мужнину рубаху, накрывать на стол в ожидании его с работы и, в какой уже раз, прощать.