Радек Йон - Memento

— Михал! Ну что с тобой? Открывай!.. Я знаю, ты дома.

Боже мой, мама!

Он рывком вскочил с матраца, так что снова разболелась нога, в которую он только что вколол. Схватил бутылку с белыми кристалликами, шприц, разделитель, мензурку и постарался как можно быстрее запихнуть все в ведро под раковиной.

Черт, проветрить!

— Ты слышишь?

Еще соседей переполошит своими воплями.

Наконец он доковылял до двери. От резкого подъема кружилась голова. Черт знает, сколько времени я не ел? Сколько дней я уже на воле? Три? Пять? Четырнадцать?

Еще две недели, и надо будет найти работу. Иначе снова в любую минуту пришьют тунеядство! А заодно и невыполнение решения суда.

Неужели ты думаешь, что тебя не посадят за месть бывшим дружкам? Искать работу теперь — пустая трата времени.

Он скорее навалился на ручку, чем нажал ее.

Мать отступила на шаг, не веря своим глазам. Точно как в прошлый раз.

Не ожидала увидеть такую развалину, осенило Михала.

— Ну и вид у тебя, — вымолвила она в конце концов.

Он опустил глаза. Старая семейная песня. Я верой и правдой дослужилась до заведующей отделом. А ты? Случайно выбился из третьесортного наркомана, который расплачивается собственным здоровьем, в варильщики экстра-класса.

Черт, мне ведь надо было отдать половину товара ребятам, вспомнил он. Но когда?

Мама все-таки решилась войти в прихожую. И вдруг — слезы на глазах.

— Что они с тобой сделали? Кошмар какой! — обняла она Михала, словно хотела отгородить от всего, что случилось за последние годы.

Думает, это я в тюрьме так похудел. Михал чуть не рассмеялся. Святая простота… И это после стольких лет карьеры матери наркомана.

Он прижался к ней. Надежность маминых рук. Сколько мне было, когда я понял, что это не для меня? Мама, бедняжка, надеялась, что так будет всегда. А я боялся этого и делал все, чтобы поскорее вырваться из кольца ее объятий. Стать взрослым. Преодолевать жизненные трудности. Здорово я их преодолел.

— Я поесть принесла, — сказала мать, сдерживая слезы.

Еда — вот уж, действительно, последнее, что его интересовало.

Он наблюдал, как упорно она пытается не подать виду, что ей противно находиться в таком хлеву.

— Я тут приберусь.

И найдешь за матрацами припрятанную болтушку.

— Не надо. — Он расставил руки, словно мог помешать ей войти в комнату. Словно хоть когда-либо в жизни мог ей в чем-нибудь помешать.

— Мне нужно приучаться к самостоятельности, — добавил он, заметив ее недоумение.

— Ну, тогда я хоть разогрею. Посуда есть?

Химическое стекло к твоим услугам.

Он молча показал на раковину — сиротливая груда давно не мытой посуды. Еще от Евы?

— Мда. — На большее ее не хватило. — Я принесла это в судках. Мясо с томатной подливой. Может, ты лучше поешь прямо из них?

Мясо с томатной подливой. Любимое с детства блюдо. Я заказывал его на все дни рождения, надо мной даже подсмеивались.

А сейчас смотреть на еду тошно.

— Почему ты не сообщил, что тебя выпускают? Я бы приехала за тобой.

Именно поэтому, мысленно ответил Михал.

— Или ты потерял наш новый адрес? Я думала, ты хотя бы квартиру придешь посмотреть. О нас ты уже не вспоминаешь? Но ведь мы можем помочь. Я это сотый раз повторяю. Неужто тебе до сих пор не надоело?.. Только взгляни, как ты живешь!

Чем бы ты могла мне помочь? Ты даже не рискуешь спросить, хочу ли я жить у вас. Сама знаешь, что ничего не выйдет. Да ты и не хочешь уже! Наконец-то вы поняли, до чего я докатился.

— Ты уже пять дней тут и даже знать о себе не дал.

Значит, пять дней без еды.

Она засучила рукава блузки, чтобы вымыть эту омерзительную посуду, пока подогревается мясо.

— Ты уже нашел работу?

— Ищу, — соврал Михал.

— Где?

— В национальном комитете. Где же еще?

Она примирительно улыбнулась.

— Я подыщу тебе что-нибудь. Ладно?

Как в прошлый раз? Чтобы вечно быть у тебя под надзором? Только как мне в таком виде на работу?

Он сел. Голова предательски кружилась.

Придется запихнуть в себя эту еду. Вот это у болтушки самое подлое. Когда сидишь на ней, сам не знаешь, что тебе нужно.

Мать вдруг обняла его за плечи:

— Ты веришь, что я хочу тебе помочь?

Он кивнул.

— Ну так хотя бы ответь…

— Хорошо, — произнес он машинально. Совсем не вдумываясь в свои слова. Просто угадал, что она хочет услышать именно это.

Мать вернулась к кипящему мясу с подливой. И вдруг Михал увидел, как она склонилась над плитой, в которой Ева… Помочь. Но как помочь?.. Сколько раз она повторяла, что во всем виновата Ева. Что именно она вечно тянет меня назад. Сколько раз она добивалась, чтобы я бросил ее? А если она уже «помогла»? Она, а не ребята из команды!

Ева ей, конечно, открыла. Если летала, как я сейчас, значит, была уже совсем без сил. Может, даже упала в обморок… А дальше — пара пустяков! Открыть духовку, пустить газ. Избавить своего сыночка от той, что вечно его совращает. Помочь мне!

— Ты ее убила, мама! — вдруг закричал Михал.

Она замерла, склонившись над плитой. Над той самой плитой!

— Кого?

Нервы у нее хоть куда, подумал Михал. Без крепких нервов такого не сделаешь.

— Не притворяйся, что не знаешь! Еву! Ты убила ее, чтобы я вернулся к вам! Как же ты после этого можешь смотреть мне в глаза?

— Какая муха тебя опять укусила, Михал? — Она наконец выпрямилась.

— Уходи! Понимаешь? Вон! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!

— Да ты рехнулся? Что с Евой? — Она облокотилась на плиту. Проклятую идиотскую плиту!

Он подбежал к ней, резко открыл духовку, так что дверца ударила ее по ногам.

— Не знаешь?

Мать не могла вымолвить ни звука. Да Михал и не ждал ответа.

— Уходи. Вон!

Из последних сил он бросился на нее. Стал выпихивать к входной двери.

— Михал, опомнись! Михал…

Он остервенело толкал ее.

— Не хочу тебя видеть. Никогда!

Михал распахнул дверь на лестницу, а когда она попыталась проскочить мимо него обратно в комнату, схватил ее за руки и вышвырнул вон из квартиры.

Потом захлопнул дверь. Соскользнул по ней на пол и заплакал.

Внезапно оказалось, что сейчас ночь. Повсюду темно. Из комнаты доносился запах мяса с подливой. Желудок запротестовал.

Вмазаться, чтоб не уснуть. Я уже в таком ауте, что засыпаю и от болтушки. Или, вернее, теряю сознание.

Михал вдруг вспомнил все, что произошло.

Она была так спокойна, когда я кричал на нее. Неужели все же могла решиться? Мама? Мама сделала карьеру — от машинистки до заведующей отделом. Но такое? Нет, это не может быть правдой! Паранойя. Игра воображения больного мозга. Это мы уже проходили. В психозе становишься полной скотиной. Наверное, так бывает с каждым, стоит посидеть с полгода на приличных дозах болтушки. Я сам не раз видел. А сколько уже я летаю на ней? И разве я не такой, как все?