Юрий Козлов - Реформатор

«Ты можешь не опасаться социальных потрясений, дружок, — успокоил президента отец. — Либеральная экономика оптимальна с точки зрения демографии. Она, как принципиальная мать, не терпит лишних ртов. В этой России, — указал на макет, — голод невозможен. В ней всегда будет ровно столько едоков, сколько необходимо для функционирования либеральной экономики. Остальных невидимая рука рынка смахивает, как крошки со стола».

«Мы напишем новый “Самоучитель смелости”, — задумчиво произнес президент, — моей смелости. Издадим его массовым тиражом. Я хочу, — повернулся к отцу, — чтобы в России окончательно и бесповоротно восторжествовала свобода, навсегда утвердилась либеральная экономика, чтобы народы нашей великой Родины жили богато и счастливо. Я же не идиот, — улыбнулся президент, внезапно обозначив на относительно моложавом лице синие мешки под глазами. Никита вдруг почти физически ощутил, как президенту хочется… выпить. Каким-то образом он сканировал мысли президента. Тому (до судорог души) хотелось принять рюмку охлажденного “Absolut Currant”, закусить бутербродом с черной икрой, а потом (l o ng drink) до ужина не расставаться с большим стаканом виски со льдом, — прекрасно понимаю, что то, что происходит на вашем макете, каким-то образом связано с тем, что происходит в России. Мы следили за вами сразу с двух — нашего и американского — военных спутников. Совпадение стопроцентное. Тайфуны, смерчи, катастрофы, захваты заложников — на макете и в жизни все это происходит практически одновременно. Если быть точным, на макете — с опережением в две минуты. Согласитесь, этого недостаточно, чтобы своевременно реагировать, принимать эффективные решения. Поэтому ваша задача, — повернулся к отцу, — проста и сложна одновременно. Если справитесь, я вам дам… миллион долларов… в коробке из-под ксерокса, представлю к званию “Герой России”. Надо сделать так, чтобы события на макете опережали то, что происходит в реальности не на две минуты, как сейчас, а, по крайней мере, на несколько часов. Тогда мы сможем не только предвидеть будущее, но и корректировать его. Отныне вы — руководитель этой конторы. Можете ни в чем себе не отказывать. Все ресурсы, пока еще имеющиеся в распоряжении государства, к вашим услугам. Если вы скажете, что вам нужен… лед с Южного полюса, мох со дна Тихого океана, мы немедленно отправим в Антарктиду военный самолет, опустим в Марианскую впадину подводную лодку. Хватит, — с презрением посмотрел на Савву, — бессмысленных и вредных экспериментов. Никакой Великой Антиглобалистской революции не будет. Свобода, демократия и рыночная экономика будут определять судьбу человечества в новом тысячелетии. Краеугольные камни христианской цивилизации никому не расшатать, не вытащить. Они вмурованы в гены Европы и белой Америки, а на их долю пока приходится три четверти мирового производства. Будущее за тем, за кем сила. А сила сегодня за ними. Все беды России заключались в ее нежелании войти в mainstream мировой истории. Современный мир — витрина достижений человечества, в том числе и в области социального строительства. Все лучшее на виду. Оно, можно сказать, лежит на тарелке, а мы ходим мимо, воротим нос, стряпаем что-то свое — вонючее и непотребное. Пора с этим покончить. Начинать будем сверху, потому что единственное, что чтут и боготворят в России — это власть. Надеюсь, инерция холуйства позволит мне динамично реформировать страну в истинно либеральном духе, ввести эту медленную, лохматую и мутную реку в быстрый и чистый mainstream западной цивилизации. Более того, — продолжил президент, — ради вас, точнее, ради ваших будущих успехов, я согласен простить его, — указал на Савву, — и… — посмотрел на Никиту, — его тоже. Хотя… — рассмеялся президент, — его вроде бы не за что прощать? Или так не бывает? Ладно, я дарую ему опережающее прощение. То, что до сегодняшнего дня именовалось Фондом “Национальная идея” я, естественно, упраздняю. Указ будет подписан уже сегодня. Это же полный бред болтать о какой-то национальной идее в эпоху компьютерной революции и глобальной экономики! Имущественные, организационные и технические вопросы, связанные с изменением статуса фонда, решим по справедловсти. Так что, — посмотрел на Савву, — можешь рассчитывать на хороший отступняк. Фонд отныне будет называться… да хотя бы “Русский глобус”. Пусть, как хотят, так и понимают. Все свободны, — объявил президент, — кроме, естественно, вас, — пригласил отца присесть напротив него в кожаное кресло у низкого столика. — Организуйте нам… — повернулся к охранникам, — по рюмке “Абсолюта”, икорку на закусь, ну и… по стаканчику виски. Мы начинаем большое и важное для страны дело. Пора вам, уважаемый, — обратился отцу, — переходить к благородным напиткам, не все же шататься по Кутузовскому проспекту с дрянным пивом».

…Туннель, в который лихо вкатился автобус, показался Никите Ивановичу нескончаемым, как (гипотетический) отцовский коридор с Луны на Землю. Он немало путешествовал по Европе, но не помнил под Карпатами такого туннеля. Наверное, его построили недавно. Никита Иванович, правда, не представлял, какое государство сумело это сделать. Потом подумал, что, скорее всего, туннель — секретное стратегическое сооружение времен СССР. Советские танки должны были по нему выйти в тыл дивизиям НАТО где-нибудь в Австрии.

Сейчас СССР, подобно «Титанику», лежал на дне… истории. Чем больше проходило лет, чем меньше оставалось людей, живших при (в) СССР, тем большее изумление вызывало это в одночасье рассыпавшееся государство, имевшее самое совершенное ядерное оружие, посылавшее в космос станции, державшее флоты во всех океанах, незаметно строящее такие вот туннели. Никита Иванович вспомнил, что многие лидеры Великой Антиглобалистской революции были уверены, что глобалисты разрушили СССР именно для того, чтобы отсрочить Великую Антиглобалистскую революцию. Если бы СССР, полагали они, каким-то образом дотянул бы до ее начала, сверг своих преступных лидеров, он бы не развалился, а, напротив, обновил бы (опять-таки скомпрометированную преступными лидерами) социалистическую идеологию, возглавил антиглобалистский фронт, и в конечном итоге — новый (постглобалистский) справедливый мир. Который, подумал Никита Иванович, так и не был построен.

Никита Иванович сам не заметил, как оказался на сидении рядом с Малиной, как правая его рука скользнула ей под блузку, а левая заскользила, как конькобежец по (если такой, конечно, возможен) теплому кофейному льду ей под юбку.

— Малина, — дрожа от вожделения, и одновременно сомневаясь в том, что что-то у него (в автобусе, на сидении, хоть и в темноте, но на людях) получится, прошептал Никита Иванович, — ты достойна несравненно большего, чем… Tuzemsky rum…