Александра Маринина - Дорога

– Вы не знаете, сколько еще Дениса продержат в больнице? – спросила Люба.

– Его не выпишут до тех пор, пока он не перестанет выделять вирус. Это примерно шесть недель. Что вас еще интересует?

– Я пока не знаю, – призналась Люба. – Вы позволите мне позвонить вам, если у меня будут еще вопросы?

– Конечно, звоните.

Люба положила трубку и ушла в ванную стирать. В принципе стирка была не срочной, Люба планировала ее на пятницу, но ей необходимо было уединиться, чтобы подумать. Родислав дома, он в комнате смотрит футбол, на кухне Леля угощает пришедших в гости подружек чаем с домашним тортом, а куда деваться Любе со своими горестными мыслями? Ведь если она уйдет в комнату дочери или отсутствующего Николаши, это сразу же будет замечено и вызовет множество вопросов: что случилось, не заболела ли она? А в ванную никто не сунется во время стирки.

Что же ей делать? Как сказать Родиславу о том, что его маленький сынишка, вероятнее всего, останется на всю жизнь инвалидом, нуждающимся в постоянной помощи? И как повести себя в этой ситуации? Уже сейчас первой предложить Родиславу подумать о том, как и чем они могут помочь Лизе и мальчику, или подождать, пока муж сам дозреет до этой мысли? А если он не дозреет? Ведь совершенно очевидно, что, имея на руках ребенка, который сам не ходит, Лиза вынуждена будет уволиться и жить на детские пособия, и тут уж ста рублей, которые ей выдает каждый месяц Родислав, точно не хватит. Придется подумать об увеличении суммы дотации. Господи, сколько же это будет продолжаться? Конечно, Денису, как инвалиду детства, положена будет пенсия, но ведь врач сказала, что вопрос об инвалидности будет решаться только через два года, значит, еще два года придется полностью содержать Лизу и двоих детей. Снова копейки считать… Только-только они вздохнули чуть свободнее – и опять все сначала. Впору бросать работу на заводе и идти в кооператоры, может, хоть так денег удастся заработать.

Так как же поступить с Родиславом? Очень велик соблазн сейчас промолчать, дать ему порадоваться какое-то время, пока Денису лучше, ведь врач пообещала, что улучшение будет длиться около двух месяцев, потом все равно Родик обо всем узнает и еще успеет расстроиться и погоревать. Но, с другой стороны, через несколько дней, когда пройдут параличи, нужно будет активно включаться в спасение ребенка, и здесь нельзя будет упускать ни одного часа, а на Лизу полагаться нельзя, она человек ненадежный. Люба хорошо представляла себе, что такое советская больница, и понимала, что выполнение каждого назначения нужно контролировать, нужно буквально по пятам ходить за медсестрами и напоминать, чтобы сделали массаж, укол или физиопроцедуру. Нужно носить в больницу продукты, потому что кормят из рук вон плохо. Нужно как-то решить вопрос с восьмилетней Дашей, которой, поскольку она находилась в тесном контакте с заболевшим братом, сделали однократную прививку и велели двадцать дней сидеть дома на карантине. Сейчас девочка находится у Лизиной подруги, но ведь подруга работает, с кем ей оставить ребенка после прививки? И потом, одно дело взять чужого ребенка на два-три дня, и совсем другое – на шесть недель, пока Лиза с сыном в больнице. Пройдет двадцать дней карантина, и девочку придется возить в школу, которая находится вовсе не там, где Лизина подруга живет, оставлять на продленке, а после работы забирать. Кому нужны такие хлопоты? Нужно хотя бы денег этой подруге дать, с какой стати она будет шесть недель кормить девочку? Нужно искать выход на главврача больницы, чтобы Денису назначили все процедуры и тщательно их выполняли. Или по крайней мере найти возможность заплатить всему персоналу, включая санитарок, чтобы были внимательными и добросовестными. Деньги, конфеты, бутылки со спиртным… Спиртное взять негде, антиалкогольная кампания обернулась тем, что водку, например, для поминок можно было купить в нужных количествах, только предъявив свидетельство о смерти, а в обычном порядке в одни руки давали лишь две бутылки, и то если хватит терпения выстоять огромную очередь. Все то, что когда-то приносила Аэлла, давно разошлось на подарки или в качестве универсального платежного средства. В общем, с оплатой услуг персонала тоже предстоит изрядная морока. Но всем этим нужно заниматься, и начинать следует прямо сейчас, не дожидаясь, когда пройдут два месяца улучшения и Родислав узнает горькую правду. Значит, придется ему сказать о разговоре с врачом, и как можно скорее, оттягивать неприятный момент нельзя.

Люба разогнулась, осторожно отжала в махровом полотенце Лелину трикотажную кофточку и отерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Решение принято, пора выходить из ванной.

Она знала, что лежащий рядом Родислав не спит, более того, Люба чувствовала, что он хочет поговорить, но ей самой разговаривать не хотелось. Да и о чем? О том, что болезнь Дениса повиснет ярмом на шее у Романовых? Это и без слов ясно. О том, что Родислав виноват? А что об том говорить? Можно подумать, если человек сто раз признается в том, что виноват, от этого что-нибудь изменится. Денис болен, скорее всего, болен неизлечимо, и это невозможно ни изменить, ни отменить. С этим придется жить не просто долгие годы – всю оставшуюся жизнь. Всю жизнь помогать ему, всю жизнь, до самого ее конца, тянуть на себе спивающуюся Лизу. А ведь, кроме Дениса, есть еще и Даша, которой всего восемь лет и которая тоже будет еще долго нуждаться в заботе и помощи. Если раньше можно было надеяться на то, что дети Лизы рано или поздно вырастут и нужно только немножко потерпеть, то теперь эта надежда рухнула.

Люба внимательно прислушивалась к себе, пытаясь понять, какие чувства она испытывает к Родиславу, к Лизе, к Денису. Родислава она все еще любит, и любит так сильно, что готова любыми средствами оградить его от всего неприятного и тягостного. А вот к маленькому Денису она не испытывает ничего, кроме обычной жалости взрослого к больному ребенку. Люба часто слышала и читала о том, как женщины привязываются к внебрачным детям своих любимых мужей, потому что в этих детях течет кровь человека, который им безумно дорог. Ничего подобного в ее душе не возникало, когда она думала о детях, рожденных Лизой. Может, у нее душа какая-то неправильная? Или в книгах написана неправда? Может быть, она слишком холодна и жестока? Нет в ней искренней любви к этим двоим малышам, ну нет ее, хоть лопни. И по большому счету, если уж совсем честно посмотреть внутрь себя, ей совершенно все равно, как там они будут расти с пьющей матерью и без отца. Это чужие дети, и то, что в них течет кровь ее обожаемого Родислава, дела не меняет. Только очень жалко почему-то маленького больного Дениску… Но ведь Родислав не может быть равнодушным к собственным детям, он тревожится за них, переживает, и задача Любы – сделать все, чтобы мужу было легче. Он добрый и порядочный человек, он не может бросить своих детей на произвол судьбы, он их любит, и это нормально. И с этим ей как жене придется считаться. Наверное, если бы он бросил детей и забыл о них, она перестала бы уважать Родислава и не смогла бы его любить. Или смогла бы? Кто знает…