Ярослав Веров - Господин Чичиков

Свисток этой ночью решил души Чичикову продать, рассудив, что лишний геморрой ему ни к чему. Поначалу Чичикову он отказал по двум причинам. Во-первых, такой уж был характер у Петра Петровича, что никогда ни на какую сделку он сразу не шел. А во-вторых, не любил Свисток документы подписывать. Чтоб подписывать – на то подчиненные есть, зав. складом, к примеру, или еще кто. С них, если что, и спрос будет. Петр Петрович даже ручку с собой не носил, от греха подальше. А тут купчая на целых две штатные единицы. Пусть и невелики единицы, а и хороший сантехник на дороге не валяется.

Но, ворочаясь ночью, Петр Петрович увидел все обстоятельства в ином свете. Вот он Чичикову еще ничего не продал, а в институте не сегодня, так завтра уже пойдут слухи, что Свисток торгует живыми людьми. Раз Паляницын примчался и выспрашивал, значит, дело это уже на контроле у начальства. Надо было продавать. Продал бы и Паляницыну, прямо в лицо так бы и сказал: «Знать ничего не знаю». А теперь неприятных разговоров не оберешься. Теперь такое дело заплетут. А дело с Чичиковым еще не кончено. Чичиков не отступится, по нему видно, человек решительный, с хваткой. А Паляницын следом. А за ним все институтское кодло.

И ведь правильно говорит Чичиков – нет таких законов, по которым души нельзя продавать. Товар этот по ведомостям не проходит, со склада не спишешь, недостачу не обнаружишь. Надо было продавать. Купчая, а что купчая? За шутку всегда сойдет. У нотариуса не заверена, и печати нет. Дурак ты, Свисток, дурак и шляпа. Надо было торговаться, а не характер показывать. Характер показал – погляди теперь на характер своих коллег. Эх, вздохнул Свисток, перевернулся на другой бок и грустно уткнулся носом в плечо сожительницы. Только бы ему крыльцо и трубы не припомнили!

В кабинет Паляницына Свисток входил, зная, о чем будет разговор. Он решил держаться дружелюбно и сваливать все на странности рассудка господина Чичикова. Мало ли у кого какие причуды бывают. А он, Свисток, стоит на ногах твердо, ни в какие души, тем более мертвые, не верит. Раз наука не дала добро на души, значит их нет и быть не может.

– Садись, Петрович, – встретил завхоза Паляницын. – Кофейку?

– Кофейку не коньячку, – согласился Свисток, рассмотрев, что на лице полковника лежит глубокая хмурая тень.

– Ну вот что, друг милый, – после того как завхоз отпил из чашки, продолжил Паляницын, – ты почему Чичикову души не продал?

Всего ожидал Свисток от этого разговора и ко всему уже был мысленно готов, но вопрос полковника застал его врасплох. В каком смысле он поставлен? В смысле, что нужно было продавать или как раз наоборот, ни в коем случае?

– Я, Тихоныч, думал…

– Зачем ты уважаемому человеку отказал?

– Ну, поставь себя на мое место. У него что, на лбу написано, что он уважаемый? Если бы ты мне заранее как-нибудь намекнул хотя бы… Я бы разве что? Разве бы я отказался? Да мне эти души – тьфу! Что это, понимаешь, такое? Мы люди простые.

– Знаю, какие вы простые, – хмуро бросил Паляницын.

Завхоз внутренне сжался. «Сейчас начнет про крыльцо и трубы».

Но Паляницын вдруг усмехнулся по-доброму, – лицо у Паляницына вообще-то обычно добродушное, как у мопса, и глаза обычно добрые-добрые – и, перегнувшись через стол, хлопнул завхоза по плечу.

– Ну так продавай.

– Я что? Я же и говорю. Люди мы простые, нам ясные указания нужны. А мы что? Хорошо, продам. О чем разговор, Тихоныч. За сколько?

– За сколько Чичиков предложит – за столько и продавай.

– Он теперь цену поднимет… – не без удовольствия умозаключил Свисток.

– Не думаю. Не в деньгах счастье. А в обоюдном согласии договаривающихся сторон. Понимаешь, о чем я? И не переживай, не ты один у меня такой, кто Чичикову должен. Вы у меня все вот здесь, душепрод авцы. – Паляницын веско похлопал по папке, ближайшей из нескольких лежавших на столе, а вовсе не той, которую показывал Чичикову.

Свисток ничего не понял, но на всякий случай согласно кивнул. Ясно, что дело это вовсе не коммерческое, что здесь замешана какая-то политика, о которой ему Паляницын рассказывать не станет. Чтобы очистить себя от последних сомнений, он поинтересовался:

– А Нестор Анатольевич в курсе?

Взгляд Палиницына на миг затуманился, из чего завхоз понял, что дело здесь нечисто.

– Естественно, в курсе. Он ведь меня вчера к тебе и направил. Так что продавай смело и ничего такого, чертовщины разной, в голову не бери. Как говорится, и волки будут сыты, и овцы пьяны. Понимаешь?

Еще бы Свистку было не понять. Он уже понял все. И что Паляницын каким-то образом стакнулся с Чичиковым, и что Перетятькин вовсе, может быть, и не одобряет предстоящую сделку. И решил, что, дабы упредить возможные осложнения, надо бы Нестору Анатольевичу добром все рассказать.

– Да, еще вот что, – словно только сейчас вспомнив, произнес Паляницын. – Не надо о нашем разговоре никому докладывать. Это я тебе, Петрович, по-дружески советую. Я понимаю, что человек ты аккуратный и любишь подстраховываться, солому сыпать, где только можно, а потому опять же как человек человеку советую – не ходи к Перетятькин. Дело с Чичиковым имеет масштаб даже не институтский и даже не городской. Понимаешь? Тут люди посерьезнее замешаны. А иначе разве бы я взялся инструктировать тебя в таком странном деле? Как думаешь?

«Тут не знаешь, что и думать. Мастак ты на пушку брать, у тебя и не знаешь, когда ты правду говоришь, а когда врешь, как пес брехливый. Ишь, масштабы приплел», – подумал Свисток.

– Зачем же мне к Нестору Анатольевичу ходить? – пожал он плечами. И принялся рассматривать большую копию картины Федора Васильева «Снег», висевшую за спиной Паляницына.

– А впрочем, делай, как хочешь, – верно оценив направление мысли собеседника, заметил Паляницын. – Только потом не жалуйся, что Паляницын не предупреждал. Прикрывать я тебя не стану. Ну все, поговорили. Да, как там наши вчера с «моряками»?

– Да что сказать? Вялые, как мухи. Еле-еле три-два сделали. Я так думаю, что «договорняк» скатали. Вот и ты знал, с каким счетом сыграют, – завхоз хитро прищурился.

– Я знаю, что мне положено знать. Футбол – игра, не более. По Чичикову все понял?

– Все.

– Давай, Петрович. – Паляницын встал. – Действуй.

Выпроводив завхоза, Паляницын выключил диктофон, а потом принялся аккуратно переносить запись на бумагу. За этим занятием и застал его звонок Чичикова. Не успел Паляницын похвастаться выполненным заданием, как Чичиков оборвал его.

– Значит так, полковник. По завхозу отбой. Я на некоторое время отлучаюсь из города. Вечером зайдешь в гостиницу, возьмешь у портье свои бумаги. Я там пометил, у кого сколько.

– Сергей Павлович, прямо сейчас уезжаете? – удивился Паляницын. – Что за срочность?