Ярослав Веров - Господин Чичиков

Светлана фыркнула. Гуру Федор степенно огладил бороду и сообщил:

– Сынок мой старается, вот и весело.

– А доктор ваш – сволочь, – снова сменил тему Тимофей. – Я в людях разбираюсь. В команде капитану без психологии нельзя. Он говорит – вы тут все психи. А вижу, что нормальные.

– Он – урод! – брезгливо процедила Светлана. – Он меня сюда силой затащил. Я не хотела. А его козлы меня в машину запихали, еще и руки свои поганые распускали.

Стоило ей произнести «руки распускали», как оба санитара скорбно потупили глазки. Тимоха отметил и это.

– И сынка моего коварством заманил наш доктор. А эти доблестные воины его в подвале терзали, – добавил мазок в общую картину гуру Федор. – А я сам пришел! – гордо сообщил он. – Я хотел человеком стать! Потому и пришел. А ну налей, ирод! – рявкнул он санитару. – Я пришел, а доктор меня отправил на кладбище. Но не на таковского напал. Я им весь эксперимент переналадил. Заместо мертвого провидцем сделался.

– Странные у вас дела, – заметил Тимофей. – Вы это серьезно?

– Думаешь, чокнутый я? А не чокнутый. Проси моего сынка, – Федор энергично кивнул на Артема, – он тебя великим сделает.

Тимофей покосился на Артема. Сейчас ему казалось, что прав был доктор Жека, и он в компании душевнобольных. И так бы он остался при этом мнении, но тут на ум пришла картина, вылезшая из стены. Может, в этом месте все делаются сумасшедшими? Доктор очень странный, все куда-то косился, глазки отводил. Совесть у него, понятно, нечистая. Если бы не был сукиным сыном, он бы его, Тимофея, к психам не сунул. Может, он здесь нормальных делает психами? Может, он маньяк? Охреневший профессор, как в американском фильме? Как в «Острове доктора Моро»? И Президент купился? Доверил капитана команды такому хмырю? Интересно, как он отмазываться станет?

Тимофей непроизвольно ухмыльнулся, представив, как доктор будет ползать на коленях перед Президентом. У Президента не отмажешься. Справедливый, но строгий. Потому что справедливый. И тех, кто его боится, не уважает.

Так может все дело в том, что доктор Жека не боялся? Или этот, кто тут у них главный, кто договаривался с Президентом? Наверное, надо мне линять отсюда. С другой стороны, Президент лично направил. Линять нельзя. Что я ему скажу? Сказку про картину Айвазовского? Президент лично мне так и сказал: «Не подведи, Толик». Так что ж делать?

В это время пребывавший до этого в рассеянной задумчивости Артем вдруг произнес:

– Так что же, Тимофей, футбол действительно значит для вас так много?

«Да нет, нормальный», – с облегчением заметил себе Тимофей. И ответил:

– Всю жизнь занимаюсь. С семи лет в спортивном интернате. Да чего ты выкаешь? Давай на ты, по-нормальному.

Гуру Федор хитро прищурился, сделал знак Рыжему, чтобы наливал, и изрек:

– Трудно тебе, капитан, в интернате было. Хлебнул лиха. Ваша футбольная группа была девять человек, а остальные все – борцы. И старшие тоже – борцы. Мутузили они вас почем зря. Хлебнул лиха от лиходеев. Им озорство, а тебе намятые бока и уязвленная гордость. А такое не прощается. Но ты молодца, выдюжил, человеком стал! Зря не пьешь. Я ведь тебе не просто так сказал про воду живую. Я вообще просто так ничего не говорю. Провидцу нельзя почем зря языком молоть, ибо можно чужое будущее перекорежить. Человек послушается меня и сделает неправильно. Ему убыток выйдет, а мне дурная карма. Про карму слыхал?

– А ты откуда про интернат знаешь?

– Вот пень стоеросовый, – рассердился гуру Федор, – я ему битый час толкую – провидец я. Может, тебе сказать, сколько у тебя денег на счету лежит? Ты зачем сюда пожаловал? Чтобы способностями овладеть, которые тебе по твоей профессии необходимы. А я здесь способность провидеть обрел. Смекаешь?

Тимофей кивнул несколько обалдело. Да, чудеса. Доктор экстрасенсами что ли занимается, или чем там еще таким?

– Иди-ка ты спать, дружок, – распорядился гуру Федор. – Утро вечера мудренее. Завтра встанешь – и все при тебе. Ты моему сынку в симпатию попал. Он постарается. А на доктора наплюй. Вон его архаровцы – тише воды, ниже травы. А раньше такие мордовороты были… Тюрьма по ним плакала. А теперь кроткие, аки ягнята.

Медбратки согласно закивали, чтобы никто не подумал, что они что-то иное, нежели ягнята.

– Там эта… Картина какая-то странная у меня в боксе. Вы не в курсе? – осторожно спросил Онищук, обращаясь к санитарам.

Рыжий пожал плечами, а Бес помотал головой.

– Ой, давай все вместе пойдем на нее поглядим, – оживилась Светлана. Игриво потеребила воротник пижамы. – Я в люксовом боксе не была. Меня в подвале держат!

– Держали, больше не будут, – произнес Артем. – Здесь достаточно места. А впрочем… если хочешь, можешь домой идти.

– Шо, вот так, прямо в этом прикиде? Шо, я чокнутая? – Света презрительно оглядела свое одеяние. – И потом, здесь клево. Здесь капитан нашей любимой команды! Такой лапусик!

«Ни фига себе лапусик. Какой я тебе лапусик, дура? Пора валить к себе в бокс». Почему-то Тимофею не пришла в голову простая мысль уехать отсюда прямо сейчас. Ведь ясно же, что нормальных здесь нет, что доктор шарлатан и ублюдок, а санитары эти точно уголовники. Но уже запало федоровское «утро вечера мудренее».

– Ладно, народ. Я пойду спать. Сон – очень важная часть восстановления.

– А картина та тебе понравилась, мил человек? – поинтересовался гуру Федор.

– Какая картина? – решил «упасть на дурака» Тимофей.

– Живописца Айвазовского, – хитро щурясь, произнес гуру.

– Я люблю Врубеля, – отчеканил Тимофей, решив, что в этой компании можно не бояться выглядеть чокнутым.

– Будет тебе и Врубель. Мил ты моему сыночку. Ох, мил. Много силушки на тебя тратит. Ну да ничего, силушка у него не по дням, а по часам прибывает. Как у Илюши Муромца. Слыхал о русском богатыре?

Тимофей кивнул и поднялся уходить.

– Ты уж не взыщи, если там и Врубель сыщется. Недоверчивый ты, – бросил ему вслед гуру.

Онищук вышел в холл, перевел дыхание, зачем-то посмотрел на часы, пощелкал туда-сюда чудо-циферблатом. Поймал себя на мысли, что в бокс возвращаться вообще-то страшновато.

– Та ну, – вслух сказал он.

Парень он был волевой, поэтому собрался с духом и решительно двинулся спать.

В комнате, конечно, его ожидал Врубель. Не сам художник, само собою, а картина «Шестикрылый Серафим». Она стояла на полу, заслоняя окно. Серафим смотрел на Тимофея фиолетовым взглядом. Смотрел как на ничтожное существо, будто бы видел сквозь него, будто бы капитан футбольного клуба «Забойщик» был всего лишь бесплотной тенью.

Тимофей попятился, споткнулся о стул и перевернул его, с трудом устояв на ногах. Выскочил из гостиной в санузел. Схватился за мобильник и судорожно нажал кнопку домашнего номера.