Зуфар Гареев - Спящие красавицы

– Я за него отвечаю, клянусь! – горячится Леха.

В конце концов Шапа и Старшина удаляются в отдельную комнату. Шапа тут же выглядывает из-за двери.

– Лех, скалку!

Леха приносит скалочку-выручалочку, радостно напевая: «Ты беременна, это временно».

– Да не бойся, я если что, прямо за дверями… Сразу услышу, если начнет коматозить.

Шапа со скалкой и Старшиной закрывается на ключ в своей комнате. Леха садится рядом с дверями, блаженно вытягивает ноги и вытаскивает книжицу кроссвордов. Под кроссвордик пиво само течет в горло: бульк-бульк.

Вскоре Леха накрывает лицо журналом и блаженно дремлет.

Разбужен он грохотом и воплями Старшины:

– Ротабля, подъем! Ассильбеков, сучара!

– Ё-моё!

Леха спросонья торкается в дверь, но она закрыта.

Он мечется по квартире, прибегает из кухни с разделочной доской.

Вопит:

– Шапа, дура, открывай! Зачем ты закрылась?

Из дверей вываливается споткнувшийся Старшина с воплями:

– Ротабля!

За ним лысая и голая Шапа со скалкой.

– Все, Леха, приплыли! Достал контуженный твой! Еще один зуб выбил! Засунь такой секс знаешь куда? Подсказать?

– Шапа, Шапа, ну чего ты… – бормочет Леха, вертя в руках кровавый зуб, который ему сунула Шапа.

Сегодня снова радостный день – Романа Григорьевича привезли к жене Валерии! Вера тащит Романа Григрорьевича на плече, за ними Лиза катит кресло, ожидая, когда Козырев соизволит в него бухнуться. В отдалении – чайный стол, за ним – Валерия с Майей.

Вера бухтит с затаенной злобой, которая не предвещает ничего хорошего:

– Значит, Михайлов хорошо стонет, а Михайлова лежит как бревно…

– М-да… Возможно… – невпопад бормочет Козырев. – Пушкин пьян? Ну не скотина, а?

Вера закатывает глаза к небу:

– Хорошо стонет… Лежит как бревно… Ну и дела, мамочка!

– Да если б я знал раньше, Вера, что Михайлов Вам нравится!

Вера, вцепившись в волосы Козырева, гневно теребит:

– Вот Вам за Максима! За то, что он хорошо стонет!

– Вера… Ээ…

– Это не любовь, неужели Вы не понимаете! Это похоть! Михайлов не любит Вас! И Михайлову не любит!

Лиза подставляет коляску и помогает Козыреву погрузиться в нее.

Из кресла он вскрикивает:

– К черту Михайлова! Он мне не жена! И Михайлову к черту! И Турмамедову! И Каплан! И Цыбину вместе с тетей! И… всех… Всех!

Вера потрясена:

– Так Вы и Турмамедову? И Каплан? И Цыбину!

– Да. Вместе с тетей.

– И тетю?!

Лиза тоже потрясена:

– И тетю? Вся на нервах, Господи…

Вера совсем в ярости:

– А может и дядю? Дядя хорошо стонет?

Козырев ласково говорит Лизе:

– Ах, ты моя мадонна… Ну иди сюда, поглажу твои волосы…

– Не подходи к нему Лиза! Вы и Лизу хотите?

– Но это в прошлом, Вера. В настоящем – только Вы!

– Так Вы его не любите?

– Михайлова? Да вы что, Вера?

– А он Вас? Он сделал Вам признание?

– Не помню.

Плечи Веры трясутся от слез:

– Тогда за что Вы его? Без признания! Без слов! Без отношений!

В самом деле…

А вот и чайный стол на лужайке. Вера садится за стол, переводчица Майя продолжает набивать текст в ноутбук. Преданный боксер Кархан спит, тяжело придавив ноги Валерии и храпя как мужик на конюшне.

Майя повторяет вслух текст очередного романа, который надиктовывает Валерия:

– …слезы катились из прекрасных глаз Анжелы как россыпь чистейших бриллиантов. Ромуальд протянул Анжеле прекрасный букет благоуханных прекрасных утренних роз…

Козырев слегка выползает из дремы:

– Вера, когда мы пойдем за куст сисяко-писяко?

Губы Веры сжимаются еще надменнее. Она клятвенно молчит как партизан на допросе.

– Где Пушкин? Он опять пьян? Почему я в работе, а он пьян?

Майя в ужасе:

– Ромуальд застрелится, Валерия Николаевна? Застрелится? Какой прекрасный роман Вы пишите!

Кархан совсем оскотинел: не только храпит, а еще и перевалился на спину, разбросал ноги и явил дамам тяжесть пудовых яиц.

Вера достает фотографию Максима Михайлова и долго вглядывается в милые черты. Лицо ее светлеет…

Майя нервно говорит боксеру:

– А ну заткнись! Надоел!

Украдкой пинает Кархана в бок. Пес обиженно отходит.

Мимо проезжает на шикарной двухместной электроколяске Перепечкин. На плече – Иннокентий. Любаша и сиделка Света стоят сзади на подножке.

Коляска останавливается, сиделка всем раздает цветы.

– От Ивана Михайловича… – говорит Света. – С наступлением прекрасного полдня!

Лиза пытается утянуть с шеи Валерии шарфик.

– Лиза, оставь! – предупреждает Майя. – Кому я сказала!

– Где она брала? – не может понять Лиза секретов современного шоппинга. – Почем?

Ах, свадьба!

Этот чудный день приближается час за часом! Какие грандиозные перемены он сулит в судьбе жениха! А в судьбе невесты?!

Все утро девушки (под управлением пожилой дамы) одевали Перепечкина в изысканный брачный костюм. Сегодня – последняя примерка.

Фотограф, подчиняясь негромким командам адвоката, щелкает г-на Перепечкинав с разных ракурсов. Тут же представитель свадебного салона Смирнов.

– Сбоку он импозантнее смотрится… – убеждает адвокат фотографа. – Как задремавший орел, не правда ли?

Но Любаше, Ксении Михайловне и Любови Семеновне сейчас не до грандиозных перемен в судьбе влюбленных. Надо утрясти последний вопрос. Они горячо спорят. Анжела всхлипывает:

– Было, было незабываемое удовольствие, я сама видела! Скажи, мама?

Любовь Семеновна замахивается на Перепечкина:

– У, старый пень! Так бы и двинула! Получил неземное наслаждение – и в кусты! Анжелочка ему и так, и сяк… Тридцать три удовольствия!

Любаша гнет свое:

– Да не было, он говорит, не было незабываемого наслаждения! Ничего он не чувствовал!

– Ну, сделайте что-нибудь, Любаша! – умоляет Ксения Михайловна.

– А я что сделаю? Я ему рожу, что ли, этот сраный отсос?

Адвокат уточняет:

– Во-первых, нижний поцелуй. Во-вторых…

Но его не слушают, даже замахиваются.

Ксения Михайловна законным образом кипятятся:

– Спал как сивый мерин, вот и не чувствовал! А люди-то видели! Да вот хоть ты, Любаша!

– Я же ушла, Вы сами меня отправили! Как я могу теперь подтвердить? Это по совести против трупака-то?

– Во-первых, не трупака…

На умницу-адвоката опять замахиваются.

Ксения Михайловна, вспомнив, указывает на Иннокентия:

– Он! Вот он все видел! Еще орал: «Не забудь застегнуть ширинку!»

Она наступает на попугая:

– Орал? А ну говори быстро!

В атаку на попугая идет и Любовь Семеновна:

– Ты слышал? Ты видел?

Любаша ничего не понимает:

– Да что вы к птице пристали? Совсем облысели?

Дамы в голос отвечают: