Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной

— Это Бонис, — представил нам пса Джимми. — Бонис любит меня. Смотрите!

Джимми сплюнул себе на ладонь правой руки, схватил Бониса за пенис и начал подергивать его.

— Эй, ты что делаешь? — завопил Плешивый.

— Они держат его во дворе на привязи. Он никогда не пробовал сучку. Ему нужна разрядка! — объяснил Джимми, наращивая темп.

Член Бониса, отвратительно красный и тонкий, сочился мерзкой слизью. Пес начал поскуливать. Джимми, не отрываясь от дела, поглядел на нас.

— А вы знаете нашу любимую песню? Ну, нашу с Анной? Она называется «Когда багровый закат ложится на засыпающий сад».

Наконец Бонис кончил. Сперма выстрелила на ковер. Джимми встал и подошвой своего башмака размазал ее по ворсу ковра.

— На днях я выебу Анну. Это точно. Она сказала, что любит меня. Я тоже ее люблю, особенно между ножек.

— Ты животное, — сказал я. — Меня тошнит от тебя.

— Эй, Хэнк, я же знаю, что ты так не думаешь, — улыбнулся Джимми и пошел на кухню.

— У нее хорошая семья — отец, мать и брат. Брат знает, что я собираюсь дернуть Анну. Но он не может мне помешать, потому что я размажу его в говно. Он слабак. Эй, смотрите-ка сюда!

Джимми открыл холодильник и достал бутылку молока. У нас дома, по старинке, стоял ящик с искусственным льдом. Очевидно, Уизертоны были зажиточной семейкой. Джимми вывалил из ширинки член, содрал с бутылки картонную крышку, вложил головку в горлышко и поднатужился.

— Несколько капель, для вкуса. Пусть полакомятся моими ссаками, — прокомментировал он свои действия, спрятал член в штаны, закрыл бутылку, встряхнул ее хорошенько и поставил в холодильник.

— Так, — продолжал он рыться в холодильнике, — что это — желе? Значит, сегодня вечером у них на десерт будет желе. Ну, что ж, вместе с желе они отведают…

С этими словами Джимми вытянул из холодильника вазочку, и тут мы услышали звук вставляемого в замок ключа. Щелк — и дверь отворилась. Джимми мигом убрал желе в холодильник и закрыл его.

Анна вошла в дом… На кухню.

— Анна, — разулыбался Джимми, — я хочу познакомить тебя с моими лучшими друзьями, Хэнком и Плешивым.

— Привет!

— Привет!

— Привет!

— Это — Плешивый. А это — Хэнк.

— Привет.

— Привет.

— Привет.

— А я видела вас, ребята, на школьном дворе.

— Да, — сказал я, — мы там постоянно околачиваемся. И тебя мы тоже видели.

— Ага, — подтвердил Плешивый.

Джимми внимательно посмотрел на Анну и спросил:

— У тебя все нормально, детка?

— Да, Джимми, я думала о тебе.

Анна подошла к Джимми, они обнялись и стали целоваться. Они стояли прямо перед нами и целовались. Джимми глянул на нас и подмигнул правым глазом.

— Ну, тогда мы пошли, — сказал я.

— Нам пора, — добавил Плешивый.

Мы вышли на улицу и двинулись к дому Плешивого.

— Похоже, он ее действительно дернет, — сказал Плешивый.

— Похоже, — согласился я.

Однажды, в воскресенье, Джимми уговорил меня пойти с ним на пляж. Ему приспичило искупаться. Я не хотел светиться в плавках из-за фурункулов и шрамов на спине. А вообще у меня было хорошее тело. Но никто не мог оценить этого. Никто не видел моей хорошо развитой грудной клетки и великолепных ног.

В то воскресенье мне нечем было заняться — деньги кончились, в футбол на улице не играли, и я решил, что пляж принадлежит всем. Я тоже имел право посещать его, а мои фурункулы и шрамы не были противозаконны.

Мы сели на велосипеды и двинулись в путь. Нам предстояло преодолеть пятнадцать миль. Меня это не смущало. У меня были крепкие ноги.

До Калвер Сити я мчался рядом с Джимми, затем мало-помалу я стал прибавлять. Джимми засопел, пытаясь не отставать. Видно было, что он задыхается. Я достал сигарету, прикурил и протянул пачку Джимми.

— Хочешь?

— Нет… Спасибо…

— Послушай, это круче, чем стрелять в птиц из рогатки, — веселился я. — Надо бы нам почаще выезжать куда-нибудь!

Я снова поднажал, и у меня еще оставался приличный резерв силенок.

— Действительно, здорово, — продолжал я. — Слушай, даже лучше суходрочки!

— Эй, помедленнее!

Я оглянулся.

— Нет ничего лучше, чем покататься на велике с другом. Вперед, друг! — прокричал я и нажал на педали со всей мощью.

Я несся вперед, и ветер обдувал мне лицо. Приятное ощущение.

— Эй, подожди! ПОДОЖДИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! — орал позади Джимми.

Я рассмеялся и заработал с бешеной скоростью. Очень скоро Джим отстал на полквартала, затем на квартал, два, три. Никто нс знал, насколько я был хорош, никто не догадывался о моих возможностях. Я был неведомым чудом. Солнце заливало все вокруг желтым светом, и я прорывался сквозь эту желтизну, как остроотточенный нож на колесах. Мой отец был нищим, но все женщины мира любили меня…

На полной скорости я объехал ряд автомобилей, выстроившихся перед светофором. Теперь даже машины были позади меня. Но недолго. Парень и девушка в зеленом купе нагнали меня и поехали рядом.

— Эй, пацан!

— Чего? — повернулся я на окрик парня.

Он был крепкий, лет двадцати, волосатые руки в татуировках.

— Где, по-твоему, ты едешь? — спросил волосатый. Он выпендривался перед своей девчонкой. Она была милашка, ее длинные светлые волосы развевались на ветру

— Отъебись, приятель! — сказал я.

— Что?

— Я сказал, отъебись! — повторил я и выставил средний палец. Он продолжал ехать рядом.

— Ты собираешься надрать ему задницу. Ник? — услышал я голос девчонки.

Он все ехал рядом.

— Эй, малявка, — сказал парень, — я не расслышал, что ты сказал. Не повторишь?

— Да, повтори-ка, — попросила милашка, ее длинные светлые волосы все развевались на ветру.

Это разозлило меня. Она вывела меня из себя. Я повернулся и, глядя на него, сказал:

— Вы хотите неприятностей? Остановитесь. Я устрою.

Он рванул вперед меня, остановился и открыл дверцу. Как только он вышел из машины, я свернул на боковую улицу, проскочив перед самым носом у «шеви». Водитель «шеви» бешено засигналил. Напоследок я расслышал, как рассмеялся волосатый парень.

Дождавшись, пока зеленое купе уедет, я вернулся на бульвар Вашингтона, проехал еще несколько кварталов, остановился и уселся поджидать Джимми на автобусной остановке. Джим был еще далеко. Когда он, наконец, подъехал, я притворился спящим.

— Хватит, Хэнк! Мне надоело это говно!

— О, привет, Джим. Ты уже здесь?

Я старался выбрать на пляже место побезлюдней и всячески подвигал к этому Джима. В рубашке я чувствовал себя нормально при любом скоплении народа, но стоило мне ее скинуть, как я начинал комплектовать. Я ненавидел других купальщиков за их неущербные тела. Я презирал это стадо загорающих, купающихся, жрущих, спящих, разговаривающих и играющих в мяч. Меня раздражали их бронзово-гладкие спины, чистые лица, развевающиеся на ветру волосы, блестящие глаза, пупки, плавки и купальники.