Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости)

— Что случилось, Янив? Вам дали бельгийское гражданство? Три часа ночи, побойтесь Бога…

— Нам необходимо срочно увидеться. Срочно! — голос в трубке взвизгивал паническими нотками.

— Глупости, — спокойно сказал Берл. — Вы можете толком объяснить, что произошло?

— Мне только что звонил Липс! Он спрашивал о вас. Множество вопросов. А я не знаю ответов, не знаю… — Ле Фен почти плакал. — Единственное, что я знаю — это то, что вас порекомендовал Йоси. И все. Но при чем тут я?! Я ведь только посредник! Что-то случилось, Ури, что-то случилось! Он никогда не разговаривал со мной таким тоном, никогда…

— Прекратите истерику… — проговорил Берл нарочито медленно, чтобы успокоить собеседника. — Где вы сейчас?

— В машине. Я еду к вам в гостиницу. Липс хочет видеть нас обоих утром. Он назначил встречу за городом, в мотеле. Поедем вместе. Но сначала я обязан понять. Я обязан понять!..

Берл повесил трубку. Вот оно. Уже вчера можно было предположить, что Липс знает дорогу к хозяину слитков, причем знает хорошо. Он вел себя настолько уверенно, что почти назвал имя этого таинственного хозяина. Видимо, Ле Фен не стал рассказывать ему о том, что существуют проблемы в связи между клиентом и источником слитков. Этот момент действительно представлял собой самое слабое место в берловой легенде, и Янив, жадный до хороших комиссионных, предпочел умолчать о деталях, которые могли бы вызвать подозрения Липса. Надо отдать должное опыту чиновника, который успел вовремя остановиться, на лету почуяв что-то неладное. Назвав с разгону город и банк, он решил дополнительно убедиться в том, что не сообщает что-то неизвестное Берлу. Просто, на всякий случай — ведь трудно вообразить, что клиент не имеет понятия, от кого он получил свое золото. Блея свое бесконечное «ээ-э-э», он ожидал, что Берл проявит это знание каким-нибудь более или менее явным образом. Но Берлу, увы, было нечего предложить, кроме «одуванчика».

Естественно, это возбудило подозрения. Липс не производил впечатления дурачка типа господина Ле Фена. Но в самой липсовой подозрительности не заключалось никакой опасности, напротив, она замечательно совпадала с намерениями Берла. По сути дела, это была лучшая, хотя и несколько прямолинейная проверка: когда неизвестно, где именно затаилась змея, то не остается ничего, кроме как наугад шуровать палкой во всех возможных дырах. Если звонок Липса в Цюрих натолкнется на простое непонимание — мол, знать не знаем, о каком золоте ты говоришь, то ясно, что источник следует искать в каком-то другом месте. Но если там, в цюрихском Юнион-Банке, сидит настоящий хозяин, то он не может не знать о смерти курьера и о похищенном слитке. Следовательно, в этом случае, реакция на звонок Липса должна быть экстраординарной. Ведь с точки зрения цюрихского хозяина, Липс не только сам попался на уловку вражеского агента, но еще и собирается привести этого агента прямо к нему, к источнику, тайна которого охраняется столь тщательно, что даже потребовала смерти несчастного белобрысого даабского «чайника».

Что ж, если судить по неподдельному ужасу бедного брюссельского лоббиста, который мчался к Берлу в этот самый момент по улицам ночного города, палка попала в самое сердце змеиного гнезда, и теперь змеи, шипя и брызгая ядом, выползали навстречу. Бедный, бедный гражданин мира, господин Ле Фен. Какое там бельгийское гражданство — остаться бы живу… Берл злорадно усмехнулся и начал собираться. Кстати, паника Янива свидетельствовала о панике Липса. Чиновник, должно быть, и в самом деле испугался не на шутку, если, при всей своей аристократической выдержке, не смог дождаться утра, чтобы напуститься на Ле Фена, который подставил его под удар… И степень липсовского испуга давала представление о силе и опасности цюрихского незнакомца.

В дверь постучали.

— Открыто, — крикнул Берл и встал за дверным косяком, держа «глок» наготове. Впрочем, последнее оказалось излишним. Янив Ле Фен был один и безоружен. Он ворвался в номер, подобно маленькому смерчу и заметался по комнате, натыкаясь на мебель и разбрасывая вопросы, упреки, жалобы и бессвязные восклицания. Дождавшись, пока траектория этого броуновского движения в очередной раз окажется в пределах досягаемости, Берл резко выбросил руку, схватил лоббиста за шиворот, приподнял и хорошенько тряхнул. Гражданин мира заскулил, как потерявшийся щенок.

— Заткни пасть! — отчетливо произнес Берл на иврите, приблизив лицо к перепуганной физиономии Ле Фена. Тот сглотнул слюну и послушно смолк.

— Слушай меня внимательно, дебил, — сказал Берл. — Сейчас я буду спрашивать, а ты отвечать. Только отвечать, понял? Ни слова отсебятины. Итак, первый вопрос: в котором часу звонил Липс?..

Берл задавал вопросы, а Янив старательно отвечал, глядя на него со смешанным выражением надежды и страха. Чиновник позвонил около двух, в совершеннейшей панике. Янив никогда не слышал его таким. Настоящая истерика. Он то кричал в полный голос, так что приходилось держать трубку на отлете, то плакал, причитая о загубленной жизни. Сначала Янив просто не понимал, о чем идет речь, но потом, в перерывах между упреками и причитаниями, появились вопросы про Ури Файмана — кто он, да откуда, да давно ли Ле Фен его знает… Услышав, что Ури всего-навсего рекомендован давним израильским приятелем, да еще и по телефону, Липс застонал так, как будто кто-то воткнул в него нож там, на другом конце провода. Затем он замолчал, даже прикрыл микрофон ладонью, так что Янив на мгновение подумал, что чиновник бросил трубку, не попрощавшись.

Возобновив разговор, Липс звучал уже спокойнее, но как-то безнадежно. Он потребовал немедленной встречи завтра… то есть, сегодня утром, в загородном мотеле, в районе Ватерлоо. Там у него есть постоянный номер как раз для таких целей; можно будет поговорить спокойно и все выяснить. Он приказал Яниву забрать господина Файмана в восемь часов утра и везти прямо в мотель, ничего не объясняя. Просто сказать, что Липс хочет немедленно встретиться для обсуждения деталей сделки — только это и ничего больше. На последнее указание Липс упирал особо — ничего не объяснять, просто привезти и все. Но Ле Фен был уже слишком напуган, чтобы ждать до утра. Происходило что-то очень неприятное. Но что именно? Он чувствовал, что должен выяснить это немедленно с самим господином Файманом. И вот он здесь, и теперь хотел бы, если можно, задать только один вопрос. Всего один, если можно. Он просто умоляет господина Файмана. Ну пожалуйста.

— Ладно, — смилостивился Берл. — Один можно.

Янив шмыгнул носом.

— Скажите, господин Файман, — прошептал он, глядя на Берла искоса, снизу вверх, как будто ожидая неминуемого удара. — Вы действительно тот, за кого себя выдаете?