Юрий Миролюбов - Прабкино учение

Усмехнулся про себя Свят-Микола. — Ишь, баба-то, дура! Я ей Мишку спас, а она Коську моего лает! — «Дым один», вишь ли — да чтоб сам себе уж и помогал. А много ли сама-то себе помогла?..

И приезжают они с Коськой до оврага, а там — Декабрь-Батюшка на боку лежит, сверзился.

— Помоги, — кричит, — человече добрый, ради Господа!

Ну, коли ради Господа, Микола подъехал, прицепил одну постромку свою к резным санкам, на Коську рукой махнул, тот панатужился, и Декабря-Батюшку из оврага вытянул. — Вишь, Коська, мы с тобой — дым один! А не будь нас, Декабрю бы в овраге так и сидеть!

А тот не оглянулся даже, не поблагодарил, заспешил, умчался.

— Некогда, — говорит, — Рождество повещать надо.

Ну, коли Рождество, так и Свят-Микола знает, что повещать надо.

Бог с ним, не благодарил, и не нужно, что с Декабря-то спрашивать? А вдали, видит, вроде старуха идет, свитка на ней белая, сапоги юхтовые, и палка вишневая в руках, то в правой, а то в левой держит. Подъехал Свят-Микола.

— Здорово, Мати! — кричит. — Куда идешь и как звать тебя?

— Зовут меня Стара Филипповка, а иду, куда глаза глядят… Погнали меня из хаты дети родные, Нов-Год, да Святая Маланья. Иди, говорят, мать, куда-либо. Зажилась уж больно! Ну, я и пошла со двора. Не знаю камо [80] Церковнослав. “куда”. приткнусь уж.

— Ну садись, подвезу, что ли! — ответил Свят-Микола. — А на детей не гневайся. И воробей птенца, коли подрастет, из гнезда гонит, а многие матери вместо понимания, что дети выросли, своим умом жить могут, все еще думают, что командовать надо. Так-то, мати, коли сын с бородой, так и молчи! Пускай сам управляется.

— Да ведь Евангелие говорит: «Чти отца твоего и мать твою».

— А ты, старая, вижу, самому Богу перечить можешь, — заметил Свят-Микола. — В Писании сказано и другое — «Дети, слушайтесь родителей. Родители, не раздражайте детей ваших!»

— Да где же это сказано? — не унималась Филипповка. — Сроду-сь не слыхала.

— У Апостола Павла сказано. Так-то, старая, к старости смиряться надо, а не суровиться.

Филипповка поникла головой, все жалостное что-то про себя бормочет, носом качает, слезу утирает подолом.

— Раздражилось сердце твое, вижу, — сказал Свят-Микола. — А ты бы думала, что Рождество за стогами, что скоро придет. Вот и полегчает!

— А я-то ему и капусты в погребе на песочек положила, и морковки, и огурцов солененьких, грибочков боровых насолила, а он такое… Матери не послушался. Возьму, говорит, Улиту!.. Эта, что с Кириком. А я и говорю — зачем тебе Улиту брать, коли добрые девки есть и окроме же? Вызверился, кричит — что ты, стара, понимаешь? Улита тебе — девка с изюмом! Сдобная! И такое, прости Господи, бормочет, что и сказать нельзя.

— А ты и не говори. Молодец Нов-Год кудрявый, кого хочешь на деревне за пояс заткнет! — утешал Свят-Микола. — И правда, чего тебе, старой, в молодое дело тыкаться? Хочет Улиту, ну и пускай берет Улиту. А тебе-то что? Ему ведь с ней жить!

— Так-то оно так, да Улита девка хилая, белобрысая, глаза у нее зеленые, как у кошки…

— Да не тебе в них заглядывать! Ну и что тебе?

— Вот, Миколушка, ты до всех добрый. Стару Филипповку пожалел. Спасибо тебе! Ну, а как матери-то на такое дело соглашаться? Вон, Катерина была, это тебе дев-как так девка! И лицом румяна, и в плечах крепка, и вилы возьмет в руки, так работа горит. А Улита — ни то, ни се. Хлипка, только что глаза пялит зеленые. А так, что с нее в хозяйстве?

— Не тебе жить с ней, а Нов-Году!

Сани идут шажком. Коська мотает головой, звенит уздечкой, упорно шагает, бороздя свежий снежок.

— А вот и сенцом запахло! — сказал улыбаясь Свят-Микола. — Чуешь, стара?

— Да уж, чую. Да что в сене том?

Стар-Год с трудом влез в сани, сел в ногах Филипповки.

— А здоровы бывайте!.. И ты, мати, вижу, здесь?

— И я… А чего ж, коли дети родные выгнали?

— А ты бы смягчила сердце твое! — уговаривал Микола. — И чего тебе все суровиться?

— И правда, чего тебе? — сказал Стар-Год. — Наше дело стариковское. Учить молодежь не приходится, — он вздохнул, зевнул, перекрестился и добавил. — А за Сильвестровкой-то уже и к Господу идти! Являться надо. Грехи свои вспоминать, каяться.

— Ну-ну, пока там Сильвестровка, — заметил Микола, — а каяться-то при жизни надо, а не после.

— Оно-то верно. Грехи наши тяжкие! — вздохнул крестясь Стар-Год. — Спаси, Христос, и помилуй!..

— А вона и Сильвестровка! — указал кнутом, съезжая с горки, Микола. — Куды вас доставить?

— Да уж вези, Микола-Свет наш, к церкви. Там и увидим.

Подвез их Свят-Микола к церкви Варвары Великомученицы, попрощался и поехал шажком дальше.

А Декабрь-Батюшка, Филипповка со Стар-Годом в церкву вошли, в притворе стали, свечки купили, пошли вечерню слушать в Канун Рождеству Христову.

И в елках, соснах, в лесу соседнем, Мороз Красный Нос с Братьями, Морозом Синим Носом да Белым Носом похаживать стали, снег притаптывать, пристуживать. А с полуночи и Стриб повеял. Холодно стало!

Зажглась Звезда Вечерняя, и в соломе-сене, возле Коров, Овнов, Бог наш — Христосик народился.

Свят-Вечер вошел на стогна, [81] Стогна ж. и мн. стогны (стигать?), площадь, улицы в городе. Изыди скоро на распутия и стогны града , Лук. Тогда великий град Петров в едину стогну уместился , Ломоносов. ( В.Р.Я. ) благословил ядущих, пошел на Христа-Младенца посмотреть, а в морозном небе Ангелы запели: «Слава в Вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение!»

И Стриб подул-подул, стал снежить, с Бореем метелицу завели. Потеплело.

Христос народился! Запахло Кутьей с Медом и Взваром над миром!

В России снег, мороз, зима, а на Кубани, особенно на Линии, солнышко припекает днем, снег, если и падает, к полудню тает, а у брата, на галерее, драцены, волкома-рии [82] ?? в цвету. Ходить на галерее приятно, кругом деревца в кадках, померанцы, [83] Померанец м. дерево и плод горький апельсин, Citrus vulg. ( В.Р.Я. ) пахнущие сладким ароматом юга, олеандры, [84] Олеандр , род вечнозелёных кустарников сем. кутровых. 3 вида, в Средиземноморье и субтропиках Азии. Все виды декоративны. Препараты из листьев О. обыкновенного применяют в медицине при нарушениях сердечно-сосудистой деятельности. ( БРЭС ) запах которых немного горчит и драцены, [85] Драцена , род преим. древовидных растений сем. агавовых. Ок. 150 видов, в тропиках и субтропиках Вост. полушария; среди них драконово дерево. Нек-рые Д. выращивают в оранжереях и комнатах. ( БРЭС ) так пахнущие медом, что деваться некуда. Среди этих цветов красные, белые, розовые герани, как пятна крови и снега. Цветы полны чистоты, любви и чувства. В полдень в раскрытое окно прилетают пчелы, здесь они спят мало. Правда, берут немного, но все-таки есть и зимний взяток. На улице мягкие дороги, с липнущей сероватой грязью. По ним редко-редко проедет воз с дровами из лесу, или же проскачет в седле, честь честью в черкеске, подросток, уже сидящий на коне как казак. Иной раз виден старик Богомаз или Беседин, оба видные собой хозяева. Они идут по тропинке, беседуя о своих казачьих делах, изредка берутся за плетень, обходя лужу. Бороды их, в седине и черни, развевает легкий горный ветерок. Бешметы [86] Бешмет м. стеганое татарское полукафтанье; вообще: стеганый, а иногда и суконный поддёвок, под тулуп или под кафтан. ( В.Р.Я. ) подтянуты очкуром [87] Очкур м. очкура ж. ошкура , пояс на брюках, шароварная опояска, с застежкой, завязкой, с пряжкой, чем штаны затягиваются на поясе; рубец, с продернутою завязкой, на вздержке, павороз. ( В.Р.Я. ) в серебряных позументах, [88] Позумент м. золотая, серебряная или мишурная (медная, оловянная) тесьма; золототканая лента, повязка, обшивка, оторочка; галун, гас. ( В.Р.Я. ) черкесской чеканки. Вот они остановились, козыряют друг другу, подают руки, расходятся. За ними идет Маша Седелкина, казачка, высоко подобрав подол юбки, в сапогах. Она лукаво щурится в мою сторону, бросает взгляд на горы, где весь синий с зеленью и голубизной встает Эльбрус. На нем вечные снега, сияющие в ярком весеннем солнце.